Петля прихватила одну руку, оставив свободной другую, которой Игорь безуспешно пытался избавиться от петли. Никто и никогда не подвергал его подобному унижению.
– А ну! – кричал он, кувыркаясь. – Стой! Пусти, пес! Сам пойду.
Всадник не слышал, подбадривая коня залихватским посвистом. Его товарищи отстали, чтобы скакать вровень с заарканенным пленником, смеясь над ним и выкрикивая что-то издевательское.
Игорь слышал плохо и видел урывками: лошадиный круп с презрительно задранным хвостом, синее осеннее небо с близкими быстрыми облаками, клочья травы и земли, летящие из-под копыт. Он взлетал, падал… скользил… опять взлетал, опять падал. Рот наполнился медным вкусом крови, рубаха задралась, портки сползли. И все бы ничего, но понимал Игорь отчетливо, что после такой пробежки и казнь ему будет назначена соответствующая: низкая, болезненная, лютая.
Всадник протащил его через ложбину, поднялся на соседний холм, где стоял шатер с волчьим хвостом на пике. Ободранный, лохматый, с мусором в волосах, Игорь сел. Мал смотрел на него сверху вниз, упершись кулаками в бока.
– Ну шо? – спросил он. – Прискакал, князек? Пора ответ держать.
– Зачем… так… со мной? – спросил Игорь, все еще задыхаясь.
Глаза Мала покраснели после вчерашних возлияний, но выглядел он расчесанным и умытым. Кафтан из заморской парчи был наброшен прямо на плечи, рукава свободно болтались вдоль могучего тела. Острая шапка с меховой оторочкой сидела на самой макушке.
– Заче-е-ем? – переспросил Мал. – Коли волк повадился к овцам, то вынесет все стадо, если его не убить.
– Не волки мы, – возразил Игорь, садясь прямо. – Овчарки. Псы сторожевые, что в обиду вас не дают.
– Псы, говоришь? Что ж, будь по-твоему. Собачью смерть тебе назначу. Попомнишь, как Коростень грабить. – Плюнув в сторону пленников, Мал обратился к своим дружинникам. – Ну-ка, браты, гните деревья. Вон те. – Он указал пальцем на березовую рощицу в отдалении. – Был один Игорь, станет два. Оба смирные.
Гогоча, поскакали, побежали люди от шатра к березам, пронзительно белым на фоне неба. Ужасом обдало Игоря, как будто ледяной водой из ушата облили.
– Да ты что, князь? – выкрикнул он, еще не веря, что все это всерьез, не понарошку. – Умом тронулся? Почто бесчестишь равного себе? Руби мечом, бей копьем, коли надумал, а позорить не смей.
– Не ровня ты мне больше, – надменно произнес Мал. – Уговор нарушил? Нарушил. Пришел как тать[8] – как тать и сдохнешь. Мало тебе было? Всего захотел? Так я сам все твое отберу. – Он повысил голос. – Берите его. Ведите.
И откуда только силы взялись у Игоря? Одного дружинника отбросил, другого. Третьему в ухо так двинул, что только сапоги мелькнули, а там и ему кулаком перепало. Брызнули звезды из глаз, померк мир, а когда прояснилось снова, то уже тащили Игоря, заламывая ему руки, голову выворачивая. Хрипел, скалился, косился дико, будто жеребец, а шел, мелко переступая.
Эх, прибили бы на месте! Но нет, вели, тащили волоком, под конец и вовсе на руках несли, сопя, толкаясь, пересмеиваясь.
– Сейча-ас… Сейчас узнаешь.
Когда сбросили на землю, как мешок, и принялись вязать, Мал уже был рядом – прохаживался нетерпеливо. Игорь завертелся, задергал руками и ногами, да путы держали крепко. Лежал он между двух деревьев, склоненных верхушками к земле и удерживаемых в таком положении толстыми веревками, обвитыми вокруг пней.
– Знаешь, что дальше будет? – осведомился древлянский князь, утирая губы после поднесенной чарки.
– Догадываюсь, – буркнул Игорь.
– Ты про это? – Мал кивнул на согнутые березы. – Тут и дитя поймет, что к чему. Не-ет. – Он покачал головой. – Не про то разговор.
– Про что тогда?
Ужасное предчувствие зазмеилось холодом в груди Игоря.
– Когда княжна твоя слезы выплачет, я к ней сватов зашлю, – пояснил Мал, расставляя ноги пошире и закладывая большие пальцы за широкий кожаный ремень с бляхами. – И настанет мир между Коростенем и Киевом. А там уж я ее под себя подомну. – Он осклабился, шевеля ноздрями. – Бабы силу уважают. Как захочу, так заверчу Ольгою.
Он сделал похабный жест.
Игорь опять задергался, брыкая ногами, привязанными к березам.
– Врешь! – крикнул он. – Не пойдет за тебя Ольга.
– А куда ей деваться? – насмешливо поднял бровь Мал. – Каково бабе одной с войском управляться? Одной и на ложе не сладко, а на поле брани и подавно. Моей будет Ольга. И пащенок твой моим будет. И вся земля.