«Конечно, – сказала себе Ольга. – Зачем тревожишь себя понапрасну, глупая баба? Иных забот у тебя нет, иных страхов? Сколько раз Игорь в поход ходил на все стороны света и всякий раз обратно возвращался? Даже в самых кровавых битвах царапинами отделывался. Чего же ему древлян бояться? Они нынче сами как дерева, среди которых живут».
«Дерев и бойся», – прозвучало в голове.
Голос был мужской: ровный, бесстрастный. Ольга уже не раз слышала его в своей голове и гадала потом: почудилось ей или впрямь кто-то с ней разговаривает? Неужто бог? Или то душа какого-нибудь родича так забавляется? Не понять. Тем более что сказанное голосом потом забывалось, как будто ничего не звучало.
Закончив мыться, Ольга встала, позволив воде сбегать по телу в лохань. Она вытирала волосы полотном, когда за дверью раздались голоса: увещевающий женский и плаксивый детский. «Святослав проснулся», – сказала себе Ольга и тотчас забыла упреждение о деревах.
– Сейчас! – крикнула она, становясь мокрыми ногами на волчью шкуру.
Но дверь уже приоткрылась, и Святослав попытался протиснуться в щель, отчаянно вырываясь из рук, удерживающих его за рубашонку.
Лицом мальчонка удался в отца, только волосы белые, будто сметана, – как у самой Ольги в детстве. И глазищи Святику достались материнские – яркие, серые, каплевидные.
– Мамка! – завопил малец. – Скажи ей, пусть отпустит!
Слова он выговаривал еще совсем по-детски, а знал их не меньше любого взрослого. Умный был не по годам. И строптивый.
Рубашка на плече треснула, Святослав упал на пол, в дверном проеме появилось раскрасневшееся, растерянное, виноватое лицо няньки Василисы.
– Прости, княжна, не справилась, – запричитала она. – Такой неслух, такой неслух…
Святослав тем временем вскочил и подбежал к Ольге, обхватив ее ноги, прикрытые полотнищем. Кроме рубашки и валенок, на нем ничего не было.
Ольга велела няньке подать большой пуховый платок и выпроводила ее из опочивальни.
– Вот опять захвораешь, – сказала она, набрасывая платок на плечи сына.
– Не захвораю, мамочка, – пообещал он, послушно дожидаясь, пока она завяжет концы на груди. – Я не кашлянул даже ни разу. И соплей нет. – В подтверждение своих слов он несколько раз втянул носом воздух. – А что это у тебя? – Он показал.
Смутившись, Ольга развернула его к себе спиной и строго велела:
– Не оборачивайся, пока не скажу.
Закончив вытираться, она принялась натягивать рубаху, которая никак не хотела лезть на влажное тело.
– Уже можно? – попискивал Святослав, переминаясь с ноги на ногу. – Можно уже?
– Погоди, – прикрикнула Ольга. – Ишь не терпится ему. Наглядишься еще.
– Когда вырасту?
– А то. Все, можешь повернуться.
– А мне тятька снился, – сообщил сын, разочарованно скользнув взглядом по материной рубахе. – Можно я в воде ладейки попускаю?
– Даже не думай. Рукава намочишь, опять сляжешь.
– Я осторожно, мамочка.
– В другой раз. Эй!.. – Ольга повысила голос. – Кто там есть? Лохань унесите.
Пока две девки, пыхтя и шаркая, справлялись с заданием, Ольга распорядилась накрывать на стол и стала расчесывать гребнем волосы перед печью.
Святослав перепоясался ее ремешком, прихватил кочергу и стал важно прохаживаться по комнате.
– Мама, – позвал он. – Мама? Похож я на батю? Гляди, это у меня не платок теперь, а плащ.
– Вылитый отец, – подтвердила Ольга, скосив глаза в сторону зеркала. – Что тебе снилось? Ты не рассказал.
– Будто бы он по деревьям лазил, – стал припоминать Святослав, хмуря белесые бровки. – Я его снизу зову-зову, а он не слышит.
– По деревьям? – неприятно поразилась Ольга.
Ей снова припомнился голос, прозвучавший в голове и велевший бояться деревьев.
– Ага, – подтвердил Святослав. – Высоко-о-о! Как грохнулся оттуда. Кровищи было!
– Это к родне, – быстро сказала Ольга. – Значит, сегодня вести про тятьку будут.
– Хорошо бы. Он гостинцев привезет.