Вопросов было много: место командира в бою; взаимозаменяемость — кто кого; эвакуация раненых; запасные позиции; связь с командиром стрелковой роты. Бедный Сомочкин вспотел, но едва ли правильно ответил хотя бы на один из них. Все трое заметно смутились и притихли.
Младший лейтенант Сериков! Как у вас с ротным?
Вроде бы ничего. Пока не лается...
Фу... нехорошо так о старшем... Садитесь. Вот что, ребята. Зачем вы все трое смешите бывалый народ, а новичков в грех вводите? Что значит: «Дал фриц ракету — стой столбом. Замри»? Понимаю, вас так в. училище наставляли. Приказываю: забыть! Поймите, почти после каждой ракетной вспышки пулеметы режут! А с МГ-34 и МГ-37 шутки плохи — скорострельные, сволочи, пули несутся сплошной лавиной. Стоящий человек — покойник. Вот так по-дурацки на моих глазах погиб ваш ровесник-—тоже командир пульвзвода Витя Коровкин. Никогда не забуду. Запомните!.. Теперь о бомбежке. Не хочу вас пугать, но... к этому сразу не привыкнешь. Неприятная штука. В особенности, когда бомбовозы, идя в пике, сирены включают. Но... мы же укрыты. А фашистские асы не умеют прицельно бомбить пехоту даже в открытом поле. Так что не так уж страшно. Главное, никакой паники! Не бегать! Приказ: в случае налета авиации подать команды: «Воздух! В дзоты!» У пулемета остается только наблюдатель. Заранее назначьте из обстрелянных. И вот еще что. Затявкают наши зенитки — не зевай! Ведь глупо и смешно погибнуть от собственных осколков. Пару слов о наступлении, в которое вы так рветесь. Оно будет. Когда — не знаю. Но будет. Так вот об артподготовке. Нам приданы двести стволов на квадратный километр. Больше, чем было под Сталинградом. Такой музыки вы еще не слыхали. Вот тут рот надо обязательно открыть. Кузнецов, что это за «хи-хи»? Серьезно говорю. Если во время артподготовки не приоткрыть рот — оглохнешь на всю жизнь: барабанные перепонки такого не выдерживают. Вот вам и «хи-хи». И последнее. Танки. Не трогать! Они нас не касаются. Полезут «утюги» — пропустить! Пулемет на дно окопа и, как один — носом в землю. Траншея у нас узкая. Глина прочная. Не достанут и не раздавят. Прошли — встречай пехоту. Всё.
Но последний вопрос по своей линии задал молчаливый писарь Доронин. И опять тому же Сомочкину:
— Где ваш смертный медальон, товарищ командир взвода?
Младший лейтенант заметно побледнел и с тревогой поглядел на своих собратьев.
— Иван Иванович,— укорила я,— снимаю ваш вопрос. Ребята, пока тихо, разрешаю подремать вполглаза.— И закрыла эту последнюю репетицию-летучку.
Когда взводные ушли, я спросила не без ехидства:
— Иван Иванович, а где ваш смертный медальон? Он сконфузился. Пошарив по карманам, вильнул
очками.
— Я его... того... кажется, в летнее галифе переложил...
Мы со старшиной засмеялись. А писарь в отместку:
— А ваш, товарищ старший лейтенант? — Теперь мы смеялись уже все трое.
Медальон — полый патрончик с вложенной бумажкой, устанавливающей личность,— боец переднего края обязан всегда носить при себе, для чего в галифе имеется специальный кармашек. Но уже с начала войны установилось поверье, что имеющих при себе эти амулеты убивают прежде всего. И никто из фронтовиков, за редчайшим исключением, их не носит: получают и тут же выбрасывают, причем непременно через левое плечо, да еще и с заклинанием: «Сгинь, сгинь, пропади»! Наивно, но факт. Обычаи у нас традиционны — новички во всем подражают фронтовикам, как дядькам-наставникам, и в серьезном, и в смешном.
Мы со старшиной еще раз просмотрели личный состав боевых расчетов. Старшина считал по памяти, загибая пальцы:
Та-а-к... Сколько ж у Сомочкина бывалых? Вахнов — раз, Мамочкин — два, Митя Шек, Илюхин да плюс Никола Пряхин. У Кузнецова: Приказчиков, Медведев, Осинин. У Серикова: Забелло... Я бы, товарищ старший лейтенант, сюда Пряхина перекинул бы... для усиления. Может, их с Забеллой местами поменять?
Нет,— категорически возразила я. — Не забывайте, что Сомочкин на стыке. Видели, какая там лощина в сторону фрицев? И потом... никто из нас не застрахован. А Пряхин, можно сказать, готовый взводный командир. Ведь так? Да и чем хуже Вася Забелло? К тому же все они уже друг с другом сроднились. Да и к стрелкам привыкли. Позиции обжили. Ничего уже не стоит менять. Да и времени для этого нет. Вот-вот...
А тихо, черт возьми!.. — вздохнул старшина.— Как в...
Что такое? На нейтральную полосу где-то перед позициями Серикова обрушилась лавина минометного огня. От неожиданности Соловей опрокинул стол с телефоном. В одно мгновенье мы все четверо оказались в траншее. Чуть впереди, с малым недолетом сплошняком разливалось пламя взрывов. По всей линии обороны, как колокола громкого боя, забрякали сигнальные гильзы. Боевая тревога!