Отец Прохора Матвеевича — Матвей Ильич — был ткачом, где фундаментом производства являлась основа, а его фасадом — уток. Работал Матвей Ильич в утепленном укрытом месте, куда не проникал ни солнечный зной, ни жестокая стужа. Для профессии ткача оказались потребными три необходимости: проворство рук, наметка глаза и непрерывное сгибание спины. Матвей Ильич подлинно усвоил эти сноровки и, наблюдая за движением челнока и действием берда, постигал технику, становился молчаливым и суровым, что свойственно каждому ткачу.
— Техника возбуждает разум, но не терпит косвенных отвлечений, — оправдывал он свою молчаливость.
В области семейного быта Матвей Ильич, не изменяя традициям, установленным отцом, так же бережно относился к предмету, как к редкостному благоприобретению: только по праздничным дням в семье пили с пышками чай из старинного самовара, отчего в самом деле внешнему устройству стола придавался праздничный вид.
Кроме того, особая бережливость выявилась и по отношению к самовару: воду предварительно кипятили в печке в горшке, а затем переливали ее в самовар. Этим достигалась троекратная выгода: не изнашивалось медное тело, не прогорала труба и не жглись зазря древесные угли.
Прохор же Матвеевич единоличную отцовскую рачительность вынес на арену общественности, расширив таким образом сферы ее влияния.
Обладая тихим нравом, кротким обхождением и степенной медлительностью, Прохор Матвеевич и в годы жестоких классовых обострений, когда все двигалось с быстротою курьерского поезда, применял способ личного передвижения на малой скорости.
Ведая делом снабжения большевистских отрядов, отправляющихся на фронты гражданской войны, Прохор Матвеевич вел это дело спрохвала, но весьма основательно: во вверенных ему складах был постоянный продуктовый запас, расходуемый умеренно и пополняемый бесперебойно.
Пригоняя обувь на ноги большевиков, отправляющихся на фронт, Прохор Матвеевич самолично на каждом из них пробовал в подъеме и ощупывал носки.
— Не жмет? — справлялся он.
— Да ты что-то уж больно заботлив? — замечали ему большевики, готовые к отправке.
— Я, друг, неспешный человек, — отвечал он. — Мне дорого и любо, чтобы твоя быстрота находилась в облегчении. Ты продвиженец, а я прочный тыл.
Талый-отстегайские большевики шли на фронта гражданской войны бесперебойно, заполняя собою прорывы, ежедневно обнаруживаемые на различных боевых участках. Шли большевики на фронт молча, неся крепкий устой в дрогнувшие части.
— Оденешь нас полностью? — спрашивали они перед отправкой Прохора Матвеевича.
— Вестимо! — с достоинством отвечал он и поочередно обмерял взором пришедших, чтобы определить рост каждого на предмет точного подбора комплекта.
Большевики одевались в шинели, а Прохор Матвеевич обхаживал каждого, чтобы ощупать талию, пристегнуть хлястик, и рекомендовал укреплять пуговицы, обыкновенно пришитые на живую нитку.
За час пребывания в кладовых, подведомственных тогда Прохору Матвеевичу, штатские большевики превращались в военный взвод, нестройно, но попарно выходивший со двора с туго набитыми вещевыми мешками.
Иногда какой-либо особо буйный большевик упрекал Прохора Матвеевича в укрывательстве от общей большевистской мобилизации, но он оставался покойным и, не повышая тона, произносил:
— Знаю, что ты, Никола, беззлобный человек. А пошто сердце твое тревожное? Охоч ты, браток, до хорошего запаха табачного дыма. Не злобься, друг.
Прохор Матвеевич совал буйному большевику пачку папирос, смягчая тем самым крутой нрав последнего.
— Ты у нас, Соков, — главный большевик, — одобряя его действия, шутейно говорили ему близкие люди. — Победа на фронтах зависит от твоего обмундировании большевистского тыла.
…Покойный от природы, Прохор Матвеевич, сидя в кабинете и размышляя о минувшем, угнетался неожиданным посещением Григория Камчадала.
— Налет от кавалерии волка съем? — ворчал Прохор Матвеевич. — А скажи на милость, кто оборудовал твою кавалерию? Не я ли ведаю делом большевистского снабжения?
В дверь кто-то постучался и, не ожидая ответа, открыл ее.
— Можно?
— Разумеется, можно, коли вошел прежде спроса, — произнес Прохор Матвеевич, обрадовавшись присутствию другого человека. — Что хорошего, товарищ Курочкин?
— Там пожарники прибыли! — ответил управдел.
— Пожарники?! — напугался Прохор Матвеевич.
— Не беспокойтесь, — заулыбался управдел. — Пожара нет: ныне сорокалетний юбилей вольного пожарного общества.