— А то бы погостил еще малую толику времени? — предложил он незнакомцу.
Догадавшись о бездомности одиночного человека, расположившегося в канаве, незнакомец, оказавшийся Прохором Матвеевичем, предложил Барабуле кров в своей квартире, на что последний выразил полное согласие.
По прибытии домой Прохор Матвеевич отрекомендовал Барабулю собственной супруге как давнишнего друга.
— Степана привел, Клашенька, — он на жительство в наш город приехал.
Утром, когда Барабуля проснулся, досужая хозяйка предоставила на его рассмотрение около дюжины полотенец, из которых он должен был выбрать одно для вытирания лица.
— А каким родом мыла угодно умываться вашей любезности: глицериновое или сиреневое подать? — справилась Клавдия Гавриловна.
После полуголодного скитания по различным местам Степан Барабуля почувствовал особую теплоту и ласку еще не познанного им семейного уюта, и ему захотелось слышать запах полей.
— Нет ли ландышевого? — нечаянно произнес он.
Клавдия Гавриловна смутилась от неожиданного запроса, но ей на выручку подоспел Прохор Матвеевич, своевременно вышедший из спальной комнаты. Он сообщил жене, в каком отдаленном месте кладовой хранятся запасы ландышевого мыла, чем окончательно исчерпал вздорное недоумение жены.
После умывания они пили чай с курагой и сдобными пышками, ведя при этом непринужденную беседу. Прохор Матвеевич справлялся о том, не погубит ли революцию свободная торговля, что существенно отрицал Степан Барабуля, полагавший, что только свободная торговля завершит диалектику революции.
После они говорили о простолюдинах, познавших в революции толк, обоюдно причисляя себя к таковым. Удовлетворившись беседой в полной мере, Прохор Матвеевич предложил Степану Барабуле личную дружбу.
— Дружбу? — переспросил Барабуля. — Что же, можно, пожалуй бы, и принять эту дружбу.
Прохор Матвеевич принял уклончивый ответ Барабули за полное согласие и протянул ему руку. Барабуля сделал вид, что протянутой руки он не приметил.
— Я, братишка, мыслю диалектически, а в тебе, видно, нет отрицательных сторон, — мотивировал Барабуля свой отказ от непосредственной дружбы.
Но, несмотря на косвенный отказ от личной дружбы, Барабуля часто посещал Соковых, откушивая там пироги, начиненные жирной снедью, и запивая их мелкими глотками крепкого чая. Бывал Барабуля у Соковых в очередные дни выхода и отдыхал там от редакционной суеты, будто бы переносясь в отдаленное феодальное прошлое: Соковы питались обильно, говорили тихо, предоставляя своим многочисленным гостям возможность на покойную усладу и добротную леность…
…Карикатура, рассмотренная Барабулей, восстановила в памяти все, что вело его к сближению с Прохором Матвеевичем.
— Диалектика подтвердилась! — воскликнул он.
Обработав заметку и сдавая в производство художественное оформление к ней, Барабуля снял очки, протер стекло носовым платком и ввиду приближения вечернего времени отбыл к Соковым.
Супруги Соковы пили крепкий чай и весьма обрадовались появлению Барабули. Они в один голос стали приглашать его к столу.
— Нет, погоди! — приподняв руку, ответил Барабуля. — Маленький факт, Прохор, лично для тебя.
— Подавай этот факт, — обрадовался Соков.
— Первым долгом — твоя пятерня!
Прохор Матвеевич торопливо пожал протянутую Барабулей руку, привставая со стула.
— С этого дня я принял твою личную дружбу, — отметил Степан. — А вот тебе и факт!
Барабуля обхватил Прохора Матвеевича за обширную талию, и они троекратно облобызались.
— Твоя личность завтра местной прессой будет опаскужена. Понял? — засвидетельствовал Барабуля, приняв чашку чая из рук Прохора Матвеевича.
— В каком обличии? — полюбопытствовал Соков порядка ради.
— В обличии рыцаря, который громко произносит однозвучное слово.
Прохор Матвеевич, покойно относясь ко всем событиям вообще, на этот раз немного потревожился за основную частицу собственной физиономии.
— Нос испохабили али в норме? — справился он.
— Фигурально все в натуре, только бумагами тебя повсеместно обложили, — разъяснил Барабуля,
— Ага! Бумагами — это ничего. Рыкова вон, я видел, в столичной прессе тараканами к земле приложили, — облегчился Соков участью бывшего всесоюзного предсовнаркома.
Отблагодарив гостеприимного друга за питьевое удовлетворение, Степан Барабуля поздно ночью отбыл на собственную квартиру. Он был обескуражен и поражался благодушию человека, только что возведенного им в свои собственные друзья.