Галина Павловна горделиво возвышалась над собой, как над представительницей пола, и мягкие признаки женственности постепенно сходили с ее строгого профиля.
Она прорабатывала соответствующее количество бумаг, возводя их для убедительности в строгую систему в то время, когда Марк, возбужденный трехдневной ремизо-бердочной тревогой, высморкался, приняв по нечаянности ее белую панаму, подвернувшуюся под руку, за носовой платок.
Покой Галины Павловны оказался ненарушенным, и Марк углубился в дальнейшее домашнее чтение местной прессы.
Читал Марк обычно в порядке последовательности — от начала до конца — и таким образом он постепенно дочитывался до того места, где в полном обличив был выставлен Соков, изрыгавший бумаги в пространство.
— Прохор! — воскликнул Марк.
— Марк, прими бром! — порекомендовала ему Галина Павловна, содрогнувшаяся от его возгласа.
Но Марк, обеспокоившийся главным образом за прогалины на предприятиях, обнаруженные прессой, приостановил дальнейшее чтение.
— Я исчезаю, Галка! — поспешно произнес он.
— Ты бы, Марк, что-либо перекусил!
— Ладно!
Марк подошел к шкафу и, пошарив рукою по опустевшим полкам, обнаружил пробку. Приняв пробку за съедобный предмет, он поспешно засунул ее в рот.
— Тьфу, дьявол!
Марк посмотрел на жену, но она не одобрила взглядом его частного плевка.
— Ладно, Галка, я там что-нибудь перекушу! — кивнул Марк жене и поспешно удалился…
…Марк позабыл о еде за порогом и ускоренным ходом отбыл на предприятие, где, правда, прогалины в целине еще не обнаружились…
Под вечер, когда закончила работу дневная смена, в обширной зале фабричного клуба Марк должен был делать доклад об образовавшихся прогалинах.
Ему думалось, что общее движение ползет планомерным ходом, но на подъем, что для ускорения замедленного хода парового тягла поспешно требуется тыловой тягач. Марк принял на себя это обязательство.
— Товарищи! — произнес он.
Марк часто выступал на многолюдных собраниях и обычно, по произнесении вступительного слова, обводил взором стоящих впереди людей. Тогда креп его голос, и потоки бесперебойных слов оседали на осмысленном челе многоликой массы.
После же произнесения первоначального слова о прогалинах Марк оторопел и замолк: перед его взором оказалось порожнее пространство, и он почувствовал обиду за слово «товарищи», обращенное непосредственно к стульям.
Марк опустил ресницы и беспричинно оробел: он не приметил немногочисленных людей, притулившихся на задних местах. Люди наблюдали за неподвижностью замолкшего оратора и, чтобы не нарушить его покоя, затаили дыхание.
По прошествии двух минут притихшим людям стало скучно, и кто-то осторожно, но озабоченно кашлянул. Кашель все же не отвлек внимания умолкшего Марка.
— Что же ты, миленок, притих? — озабоченно произнес чей-то старческий голос из рядов.
— Пускай помолчит, может быть, от тишины что-либо образуется, — отозвался кто-то на старческий возглас.
— Вам, граждане, слово не дано! — заметил на посторонние возгласы председатель.
Он тоже скучал в одиночестве, так как остальные члены президиума вышли за пределы клубной декорации для раскурки табаку.
Председатель скуки ради позвонил в колокольчик, чем и привел в движение застывшего в онемении Марка.
— Что я сказал? — встрепенулся он.
— Ты сказал слово ласковое, — отметил тот же старческий голос из рядов.
Председатель снова обиделся за посторонний возглас, дотронувшись до колокольчика, все же не позвонил.
— Прока, я вижу, не будет: из восьмисот прибыло либо десять, либо двадцать человек. Распускайся, ребята, — подумавши, предложил председатель.
— Э-э-э! Я не согласен! — запротестовал старческий возглас, и шестидесятилетний мастеровой собственной натурой очутился близ сцены.
— Не задерживай, Митрич, обед остынет, — заметил кто-то.
— Обед — не факт, — обиделся старик. — Ты вот дай-ка мне малость вспыхнуть…
Немногочисленное людское наличие из-за любопытства потянулось к старику и, заключив его в тесный круг, ожидало предстоящей вспышки.
— Пыхти, Митрич, как мотор, добывай искру.
— Не искра нужна, а пламя, — продолжал старик. — Слышали вы, что на местах образовались прогалины?
Митрич престранно жестикулировал и в полной мере завладел вниманием людского наличия, помимо председателя.
— Кто против прогалин? — допытывался старик.