Всем троим участникам этой злополучной истории пришлось держать ответ. В. Шенталинский рассказывает о том объяснении, которое был вынужден дать А. Платонов. Уточнив, что все произошло не в его квартире, а у Новикова (они жили через стенку), с возможной в его ситуации осторожной откровенностью (шли хлопоты об освобождении арестованного сына, и отец боялся повредить их исходу) Платонов пересказывает уже известное спрашивающим. В. Шенталинский предполагает, что это было объяснение в писательской организации, так как, по его словам, существует машинописный текст без подписи А. Платонова и с пометкой «Копия в НКВД». Он же сообщает, что «спустя много лет» этот документ прокуратурой признан не заслуживающим доверия, так как «в Учетно-архивном отделе КГБ никаких материалов Платонова не имеется».
А. Новикова арестовали в январе 1940 года. Хмельной антисталинский тост ставил точку в достаточно длительной «разработке» писателя. История ареста А. Новикова демонстрирует, сколь пристальным было внимание «компетентных органов» к писательской среде, сколь неусыпным был контроль за умонастроением «инженеров человеческих душ. К Делу» А. Новикова приобщены его раздраженные характеристики литературных дел, высказанные еще в 1935 году и тогда же сообщенные осведомителем. Доказательством его неблагонадежности послужили даже портреты Троцкого и Радека, некогда висевшие на стене его кабинета, «путанные», по определению осведомителя, замечания о кулаке и мужике, дружба с А. Платоновым. Компрометирующие материалы включают и негативную оценку повести «Причины происхождения туманностей», написанной еще в 1929 г. Истолкованная в нужном НКВД направлении, она стала «вещественным доказательством» в «Деле» писателя. Материалы допросов, приводимые В. Шенталинским, показывают заключительный аккорд следствия: «На очной ставке и Новиков, и Кауричев подтвердили свои террористические намерения по адресу Сталина. Пьяная болтовня уже выглядела как подготовка к величайшему покушению».
В заключении у А. Новикова развился легочный процесс, просьбы о помиловании, как водится, результатов не дали. Об условиях содержания арестованного и его психофизическом состоянии можно судить по фрагменту его письма к прокурору: «31 марта 1941 года мною открыт закон вечного движения». Это знак отчаяния и растерянности, подаваемый на краю гибели. На заседании Военной коллегии Верховного суда, где был произнесен смертный приговор гражданскому человеку, А. Новиков, отрицая обвинения во вредительстве, скажет о себе в духе времени, отразившемся в его произведениях:: «В революции я чуждым человеком не был». Но приговор обжалованию не подлежал. А. Новиков был расстрелян 28 июля 1941 года. Глубинные причины его гибели несомненны: А. Новиков оказался в числе тех, кто не смог безоговорочно принять удушения людей «вольного разума». Так писатель называл своих любимых героев.
Андрей Новиков был автором определенных пристрастий, которым он не изменял на протяжении всей творческой жизни. Его герои — в своем большинстве мужики, увиденные без привычной для русского интеллигента готовности идеализировать крестьянина. Верный перевальской установке видеть в жизни встречу старого и нового, А. Новиков фиксирует ее в своих произведениях.
С неизменной симпатией написаны степенные, хозяйственные мужики, живущие основательно и неторопливо. Они — сторонники долговременных, разумных преобразований. Однако «нуждаемость низового человека» не замыкает героев в быте, соображения практической пользы не заслоняют сути жизненных явлений, а лишь высвобождают силы человека для нужных преобразований. Быт в произведениях писателя — помощник созидания, а не специально создаваемое препятствие. Поэтому герой А. Новикова прост, но не простоват. Провинциальные мудрецы писателя стремятся разгадать мир. Даже война представляет для них бытийный интерес, так как они уверены, что «человека интересует все, что пока ему лично неведомо. Все, что страшит человека, есть таинственное, и, несмотря на страх, таинственное человек все же стремится разгадать» («Ратные подвиги простаков»).
Степенные новиковские мужики не смешиваются с толпой, в которой люди перестают Снять самими собой, слившись в массу. А в массе можно и не заметить самого себя, как нельзя заметить «движения земли по своей орбите». Таким массовым людям, по мнению одного из героев А. Новикова, «присвоено второстепенное значение» («Любовь постороннего человека»). Люди же «вольного разума» в толпе себя не теряют, не боятся и царям слово молвить. Вот как один их них отвечал самому Петру 1, велевшему закреплять герб аглицким гвоздем: