Мирная, трудовая, торговая, зодческая и книголюбивая жизнь прерывалась то и дело заурядными набегами и походами новгородских ушкуйников – и на восток и на запад. Что норманны!.. Да разве когда-нибудь досягали эти прославленные викинги Севера до Оби и Тобола?! А новгородские молодцы и там возложили дань, и там рубили крепкие острожки, и оттуда волокли на санях и нартах соболя, горностая, песцов и лисицу!..
Вот молодцов новгородских порубали где-то в Дании. А вот в Хорезме сгинули, в Персии, в Армении – где-то у озера Ван. «Что ж, – решали отцы города, – без потерь не прожить! А молодым людям погулять потребно! Пускай привыкают! Чтобы имя господина Великого Новгорода стояло честно и грозно!»
Трудились, строили, торговали и вечевали, свергали с мостов, изгоняли князей и вновь зазывали… Выгорали пожарами – страшно и непрестанно, так что и по Волхову гуляло пламя, и лодки, и корабли сгорали; вымирали от голода, от чумы, строили скудельницы, наметывая их трупами доверху… С пеной у рта рядились о каждой мелочи, о каждом шаге с призываемым князем: «А на низу тебе, княже, новгородца не судити… а медовара и осетринника тебе, княже, на Ладогу слать, как пошло… а свиней диких тебе, княже, бить за шестьдесят верст от Новгорода…» – и прочее, и прочее, и прочее!.. Рубили города по Шелони, по Нарве, по Неве и на Ладоге – против шведа и финна. Рыскали парусом и по Балтике, и по Студеному Дышащему морю… Подписывали миры, заключали договора: целовали крест и привешивали свои «пецяти» – от всех пяти концов, и от «всего Великого Новгорода». На изменников, на переветников клали «мертвые грамоты» в ларь Святой Софии, и уж не было тогда такой силы на всей земле, которая спасла бы приговоренного!..
Страшно было жить в Новгороде, когда недобром кончалось большое вече и начинала бушевать внутригородская усобица. Замирал в страхе, хотя и знал, что безопасен под сенью торговых договоров, какой-нибудь Тилька Нибрюгге или Винька Клинкрод, когда мимо острожного забора готского или немецкого двора в Заречье с ревом, с посвистом неслось усобное полчище к Волхову.
И все – и свои и чужие – вздыхали облегченно, когда наконец в мятеже, в распрях, а то и в крови рождалась вечевая грамота:
«По благословенью владыки… (имярек) се покончаша посадники ноугороцкие, и тысяцкие ноугороцкие, и бояре, и житьи люди, и купцы, и черные люди, все пять концов, весь государь Великий Новгород, на вече, на Ярославлевом дворе…»
Город, город! Быть может, и Афины, и Рим, и Спарта, эти древние республики-города, и могли бы поспорить с тобой, но, только где ж, в каком городе-государстве был еще столь гордый, на полях сражений в лицо врагам кидаемый возглас:
– Кто против Бога и Великого Новгорода?!
Сперва Невского слушали, не перебивая, не подбрасывая ему встречных и задиристых слов. Только все больше теснились и напирали. Теперь вечевой помост из свежего теса, – где сидели посадники: степенный, то есть ныне правящий Новгородом – Михаил Степанович, и все старые, затем – старосты концов и всевозможные «лучшие люди», и, наконец, где стоял князь, – помост этот в необозримом море толпы казался словно льдина, носимая морем. Вот-вот, казалось, хрупнет и рассыплется на мелкие иверни эта льдина. И уже то там, то сям зловеще потрескивала она под все нарастающим напором.
– Господа новгородцы! – заключал свое слово князь. – Послы татарские – здесь, на Ярославлем дворе. Послы ждут… Граждане новгородские, придется ятися по дань. Позора в том нет! Не одним нам! Вся Русская Земля понесла сие бремя… Гневом господним, распрею нашею!.. Тому станем радоваться: Новгород и тут возвеличен: по всей Русской Земле татарские волостели наставлены, баскаки, – своею рукою во всякое дело влезают, своею рукою и дани – выходы – емлют, а к нам в Новгород царь Берке и великий царь Кублай – они оба согласны баскаков вовсе не слать… Сами новгородцы, с посадником, с тысяцким, с кончанскими старостами своими… с послом царевым дома свои перепишете!..
Грозный ропот, глухие, невнятные выкрики, словно бы только что очнувшегося исполина, послышались из недр неисчислимого толпища. Сильнее затрещали столбы и козла помоста.
– Чего, чего он молвит?! – послышались гневно-недоуменные возгласы, обращаемые друг к другу. – Кто это станет нас на мелок брать?!
– Ишь ты! Поганая татарская лапа станет нам ворота чертить!..
– Ну князь, ну князь, – довел до ручки, скоро на паперти стоять будет господин Великий Новгород!.. Скоро мешок на загорбок, да и разбредемся, господа новгородцы, по всем городам – корочки собирать!.. Э-эх! – взвизгнул кто-то и ударил шапкой о землю.