– А чем же было иначе народ на тебя подвигнуть? – откровенно признался гончар. – Того ради и сделано!.. Да что ты меня пытаешь? Успеешь еще! Кто ты мне? – он снова поднял голос до крика. – Пришелец ты нам!.. Кесарем хочешь быть надо всей Русской Землей… через ярлык татарский!.. Ну и цесарствуй на Владимирщине своей, а к нам не лезь!.. Нам Новгород – кесарь! Уж как-нибудь отстоим!.. С тобою пути разошлися, тогда другие государи помогут, те, которые татар не трепещут!.. Нам, Великому Новгороду, только свистнуть! – любой князь кинется на княженье к нам. И уж по нашим грамотам станет ходить, нашу волю творить, а не то что ты… Ты нам свободу застишь! Где она, прежняя наша свобода? Душно нам от тебя, новгородцам! Ты погляди, что творишь! Новгород в мыле, что конь загнан!.. Бока в кровь разодраны… Кровью харчет!..
– Ты лжешь все! – опаляя его неистовым, но еще управляемым гневом своим, вскричал князь. – Ты лжешь и клевещешь, аки Сатанаил!.. Мира и тишины хочу на Русской Земле!
– Да уж на что тише! – язвительно ответил гончар. – На вече только одного тебя и слыхать!.. Где оно, вече наше? В мешке у тебя! Да и завязано! От дедов твоих пошло насилье! Дед твой Всеволод тридцать лет нас мучил!.. У вашей семейки, суздальской, горстище, что беремище!..
Ярославич вспыхнул и поднял над головою пленника сжатый кулак: еще немного, и Александр раздробил бы ему череп.
Рогович даже и не подумал отстраниться.
– Убить хочешь? Ну что ж!.. Новгород Великий без меня стоять будет: листьев у дуба много… Да и без тебя тоже простоит!
Он смолк и смотрел, что станет делать Ярославич.
А Ярославич, тяжело дыша, опустил руку и отошел к окну.
Как бы чуя в недобром молчании князя, что сейчас будет положен предел всему тому, что здесь совершалось, Рогович торопился всадить в гордое княжеское сердце как можно больше своих отравленных стрел.
– Вы на что ставлены?.. – кричал он. – Чтобы за вашей рукою княжеской, за щитом да за мечом вашим Земле быть сбереженной!.. А вы?! У тебя, во Владимире, Неврюй, как свинья рылом гряду огородную, так и он все испроверг и разрыл… Где дворцы ваши белокаменные, дедов твоих? Где пречудных и дивных мастеров изодчество? А что – в церквах, в соборах, где сам мастер Петр, и Микула, и Абрам труждалися?! Все испохаблено, осрамлено, расхищено!.. Да разве стоило для вас, для князей, нам, художникам, зодчим, после того трудиться?! Да на что вы и нужны после этого? Воевали мы, новгородцы, и без вас, без князей, не худо! – выкрикивал он. – До Оби, до Тобола дошли!.. И там наша хоругвь, новгородская, возвеяла!..
– Ты сам себе произнес ныне осуждение, да и крамольным товарищам своим… в бесстыдной злобе своей, когда о других государях помянул! – сказал Невский, подавляя клокочущий в нем гнев. – Знаю: давно на западные страны блудное око свое косите!.. Торговцы!.. Барышники!.. Что вам Земли родной искровавленная пазуха?! Что вам и Новгород? Вам торговать бы только со всем светом, да кичиться, да надмеваться в гордыне своей: «Мы – господин Великий Новгород!.. Мы, дескать, не данники никому!..» А сами дальше перстов своих не видите!.. Стыда в вас нет! Кровь мою, за вас пролитую, попрали и поношенью предаете: «За себя-де трудился… за княженье – не за отечество!..» Разве Низовские полки мои, что здесь погибли, не за ваш господин Великий Новгород стояли?.. А и – за всю Землю, за все хрестьянство!.. А разве новгородцы – те, что со мною были на Озере, на льдах, – разве они за то в битве сгинули, чтобы купцам чужеземным, гостю летнему и зимнему, путь был чист в Новгород – и берегом и водою?! Нет, не за это они сгинули!.. И услыхал бы кто из них, из богатырей моих, как ихнего князя поносят!.. Да они бы тебя…
Но Рогович перебил князя.
– А что ж такого, что – князь! – насмешливо проговорил он. – Все из одной глины слеплены! Что в моих жилах кровь, что в твоих – одинака!..
– Молчи! – во весь голос заорал Ярославич, у которого в этот миг свет помутился в глазах от гнева. – Да знаешь ли ты, что в этих жилах – кровь Владимира Святого, кровь Владимира Мономаха, кровь кесарей византийских?! А ты – смерд!.. – Вне себя от ярости, он схватил за грудь Роговина, и все, что было надето на теле узника, затрещало и разорвалось.
Рогович захрипел. Но даже и тут, с трудом хватая воздух грудью, он шепотом выкрикнул:
– Меня… задушить… можешь: я – не Новгород!..
Ярославич отбросил его от себя.
– Дьявол – в тебе!.. – Невский отошел к столу и стоял некоторое время молча, тяжело дыша.
Наконец, смотря в упор на противника, спросил его угрюмо и торжественно:
– Коли отпущу, опять за то же примешься?
– А то – нет?! – Рогозин тоже поднял глаза, и взоры их встретились.