На бесстрастном лице Лаубера не отразилось никаких чувств. К этому Гримберт был готов. Проклятая мраморная статуя, из которой не извлечь даже подобия человеческих эмоций. Иногда Гримберт представлял, как Лаубер кричит от боли – и этот звук казался ему более сладостным, чем самая упоительная игра мандолин.
Но может ли этот человек вообще испытывать боль? Гримберт не был в этом уверен. Несмотря на многолетние усердные попытки оплачиваемых туринской казной шпионов, он вынужден был признать, что знает о графе Лаубере едва ли больше, чем знал тринадцать лет назад.
Лаубер определенно не был аскетом, но не был и развращенным гедонистом, как многие аристократы при дворе. Не испытывал слабости к выпивке или наркотикам и имел столь банальные предпочтения в вопросах любви, что выглядел омерзительно старомодным даже на взгляд самого Гримберта. Гордыня, гнев, чревоугодие, алчность – все эти смертные грехи, казалось, не имели над ним власти. Всегда выдержанный, всегда спокойный, всегда неестественно вежливый, Лаубер не зря считался одним из самых дисциплинированных и талантливых рыцарей его императорского величества. Если это и было маскировкой, то непревзойденной, высочайшего уровня. Говорят, даже в бою он не изменял себе, даже в пекле битвы оставаясь спокойным и рассудительным. Неприятный противник. Под такой стиль боя тяжело подстраиваться.
- Хотите обсудить завтрашний штурм, господин граф? – поинтересовался Гримберт небрежно, опускаясь в походное кресло. Это тоже было тщательно просчитанным жестом – в его шатре иных кресел не было, так что Лаубер со своими сопровождающими оказался в неудобном положении, вынужденный стоять перед ним, словно отчитываемый слуга.
- Нет нужды, - холодно отозвался Лаубер, словно и не заметив этого, - Совсем скоро господин императорский сенешаль объявит начало военного совета, на котором доведет свои тактические соображения на этот счет. Вопрос, который привел меня к вам, более… личного свойства.
- Я весь во внимании, дорогой граф, - Гримберт широко улыбнулся. Будь на месте Лаубера какой-нибудь несдержанный барон, эта улыбка болезненно полоснула бы его подобно широкому ножу. Но от холодной брони Лаубера она отскочила, как от бронеплиты. Пожалуй, подумал Гримберт, ему потребуются более мощные снаряды, чтоб найти слабое место в этой броне…
- Этим утром вы вступили в схватку с рыцарем из моей свиты.
Спорить с этим было бы тяжело – даже если бы Гримберт и собирался. Он изобразил удивление, настолько неестественно, насколько это было возможно.
- Из вашей свиты? Быть того не может! Ох, погодите… Неужели это тот самый… Как его звали… «Ночной Болван»?
- «Полуночный Гром».
- Да, точно, точно. Так значит, этот недотепа был из вашей свиты, граф? Досадно, что я не знал об этом.
- Вы знали.
Это произнесено было со спокойной уверенностью автомата. Как и все прочие реплики – голос графа Женевского был беден на интонации.
- Даже не догадывался, - Гримберт все еще улыбался, - Просто хотел проучить выскочку, невесть что о себе возомнившего.
- Эдиктом его императорского величества запрещены все схватки во время боевого похода.
- Это не была схватка, дорогой граф. Всего лишь турнир по взаимовыгодному согласию и с использованием имитационных снарядов. Всякий рыцарь имеет право защищать свою честь от попирания, вне зависимости от того, в походе он или нет, разве не так?
- Снаряд, который перебил ему ногу, не был имитационным.
- По всей видимости, не был, - согласился Гримберт, - Ужасная, ужасная ошибка. Полагаю, в боеукладку случайно попал боевой снаряд. Не сомневайтесь, я прикажу спустить шкуру с оруженосцев, которые допустили эту оплошность!
Лаубер не выглядел удовлетворенным.
- По вашей вине доспех моего рыцаря серьезно пострадал. Он не сможет участвовать в завтрашнем штурме Арбории. Это значит, что эффективность моего знамени упала еще до того, как мы впервые скрестили копья с противником.
- Великий Боже, граф! – Гримберт с нарочитой небрежностью взмахнул рукой, - В вашем знамени три дюжины рыцарей. Одним больше, одним меньше… Не думаю, что лангобарды ощутят разницу, тем более, что сир «Ночной Болван», судя по всему, был полным недоумком. Едва ли его потеря сильно ослабит ваш отряд.
Рыцари за спиной Лаубера напряглись, но сдержались, лишь глухо зароптали, заставив Гримберта ощутить подобие уважения. Послушны и беспрекословно повинуются. Другие бы на их месте не сдержались, глядя как унижают их собрата, а эти стоят точно статуи. Разве что у сира Виллибада, того, что справа, немного дергается лицо. Что ж, Гримберт мог его понять.