Щеки Гунтериха приобрели бледно-алый оттенок.
- Я кутильер, мессир, - пробормотал он сдавленно, - А не купец. Мое дело – управляться с оружием, а не считать монеты.
- То-то и оно! – Гримберт вперил в него взгляд, заставив замолчать, - Если ты хочешь когда-нибудь забраться в доспех, то должен осознавать реальную важность чисел! Баллистические вычислители берут на себя всю работу, но это не значит, что ты должен развалиться в кабине, уповая на них. Рыцарь – это не броня, Гунтерих, и не орудия. Рыцарь – это тактическая единица, от действий которой зависит ход боя. Единица в окружении прочих цифр. Если эта единица не способна логически и здраво мыслить, если не сознает истинных величин, окружающих ее, толку от нее будет столько же, сколько от этого баронского сброда, который годен лишь на то, чтоб испачкать лангобардские копья! Так сколько голов ты купишь? Отвечай!
Гунтерих зашевелил губами.
- Семь тысяч да еще двести… А если в лиардах… Перевести на серебро… Три дюжины, мессир. Я куплю три дюжины лошадей.
- Неверно, - Гримберт обжег его взглядом, - Ты опустил ошибку, Гунтерих. Считая, ты приравнял флорин к имперскому ливру, не так ли?
- Да, мессир.
- Но ты не учел, что сольдо туринской чеканки отнюдь не равен тулузскому денье. Формально наша монета имеет один вес с императорской, однако не забывай, что в ней двадцать шесть гран чистого серебра против двадцати в имперском денье. Соответственно, если тебе вздумается перевести все в серебро, за один флорин ты выручишь самое малое ливр и пару лиардов, а значит, это даст тебе не семь тысяч двести денье, а восемь тысяч двести восемьдесят…
- И вся эта прорва денег не спасет твою тощую задницу, если лангобардский рыцарь всадит в нее кумулятивный снаряд.
***
Гримберт усмехнулся. Увлекшись вычислениями, он повернулся спиной к лагерю и дал застать себя врасплох. В бою подобное едва ли будет возможным, чуткие сенсоры «Золотого Тура» предупредят его обо всякой потенциальной угрозе, но мысль об этом была неприятна.
- Зачем явился, Магнебод? Уж не для того ли, чтоб взять пару уроков математики?
- Нет, господин маркграф. Чтобы засвидетельствовать вам свое почтение в связи с выдающейся победой на ристалище.
- Твой голос выдает тебя с головой, Магнебод. Он столь фальшив, что вздумай хоть один фальшивомонетчик лить из него монеты, с него уже содрали бы шкуру.
- Ну что ты, что ты… Бой и в самом деле был восхитителен. Против кого ты в следующий раз ты выйдешь на бой? Против хромой курицы? Это не сильно-то изменит расстановку сил.
Гримберт преувеличенно скорбно вздохнул.
- Тяжкие времена настают во франкской империи, раз рыцари позволяют себе насмехаться над собственным сюзереном.
Магнебод издал тяжелый смешок. Коренастый и крепко сбитый, он походил на рыцаря не более, чем мельница походит на графский замок, однако же был рыцарем – самым старшим и опытным во всем знамени Туринского маркграфства. Тяжелый, растерявший с годами остатки стройности, он и в самом деле казался неуклюжим, как мельничный жернов, обернутый во много слоев ткани, но люди, имевшие неосторожность усомниться в его рыцарских качествах, зачастую были вынуждены изменить свое мнение, причем самым неприятным образом – в бою «Багряный Скиталец» Магнебода стоил десятерых, пируя на поле боя подобно высвобожденному из адских глубин демону.
Магнебод тряхнул головой. Сейчас он был не в духе и не собирался это скрывать.
- Обычный баронский доспех против самого «Золотого Тура»? Не много же чести в такой победе! У бедного малого не было даже шанса поцарапать твою броню.
Гримберт ощутил себя немного уязвленным. Упрек старшего рыцаря был простодушен и груб, но иногда даже стальная болванка пробивает закаленную броневую плиту, если угодит в подходящее место и обладает достаточным запасом кинетической энергии.
- Никто не заставлял этого недоумка принимать вызов, - пожал плечами он, - Я дал ему возможность извиниться, но он ей не воспользовался. Не моя проблема в том, что калибр его пушек не соответствует размеру его чести. На будущее будет умнее – когда его доспех починят.
- Мессир…
- Что? – Гримберт обернулся в сторону Гунтериха.
Старший оруженосец явно испытывал смущение из-за того, что вынужден был прервать разговор рыцарей, но чувствовалось, что необходимость эта вызвана отнюдь не праздным любопытством.