- …Ярмарка. Это уже после мятежа началось, - Берхард хрустнул какой-то костью, - Паук решил в Салуццо память о себе оставить. И задал урок всем, кто в мятеже участвовал. Баронам, рыцарям да прочим. На них-то императорское прощение не распространялось, как смекаешь. Жуткие вещи творились в то время, вот что я скажу, мессир. Людей увечили так, что вспомнить страшно. А если вдруг страх прошел, можно на улицу выйти и на первую попавшуюся химеру посмотреть. Это же его палачей рук дело. Его выдумка.
- Он наказывал мятежников, - пробормотал Гримберт, надеясь, что в голосе сквозит хоть толика уверенности, - Это была его обязанность перед короной.
- Оно, может, и так, - безразлично согласился Берхард, - Только урок вышел уж больно жестокий. Такое не то, что за пять, за пятьдесят лет не забудется. Большого юмора был покойный Гримберт, земля ему пухом, большого юмора и большой злости. Когда пришли вести про Похлёбку по-Арборийски, у нас в Бра все запасы вина в городе скупили. Три дня и три ночи праздновали без остановки, вот как.
Арбория. Из вечной ночи на миг проступили контуры пылающих улиц.
Иллюзия была так сильна, что Гримберту показалось, будто их пламя обжигает уже не существующие глаза.
- Он погиб, как полагается рыцарю, - глухо произнес он, - В неравной схватке с лангобардами.
Берхард побарабанил по столу пальцами. Судя по глухому звуку, пальцы у него были твердые и тяжелые, как гвозди.
- Тебе виднее, мессир. Только до меня доходили слухи, что помер он как Паук. Бросился бежать, пока его рыцарей кромсали в городе, да и угодил на минное поле. Говорят, на миллион золотых кусочков разнесло. Так-то. В общем, мессир, к туринцам со времён Железной Ярмарки тут отношение не сказать, чтоб доброе. Живой – и хорошо. Но лишний раз лучше не упоминай. Не к добру.
- Я…
Берхард истолковал его замешательство по-своему.
- Со мной можно, - усмехнулся он, - Я-то сам не из местных. Про Жирону слыхал?
Гримберт кивнул потяжелевшей от вина головой.
- Это в Иберии?
- Так точно, - судя по гулкому хлопку, Берхард треснул пятернёй себя в грудь, - На берегу Балеарского моря. Славное море, мессир. Не чета здешнему Лигурийскому!
Значит, слух не подвёл. Ибериец.
Жителей Иберийского полуострова Гримберт в глубине души презирал, хоть и признавал за ними славу лихих вояк, немало крови проливших за империю. Нечистоплотные самодовольные дикари и, в то же время, истовые христиане, они слишком много внимания уделяли роскошным нарядам и блестящим наградам, однако в бою делались беспощадны, как адское воинство. Неудивительно, что именно им удалось перегрызть горло мавританской силе, много веков терзавшей империю с севера.
- Далеко же ты забрался, - пробормотал Гримберт, мысленно проводя линию на несуществующей карте, чем вызвал еще один смешок Берхарда.
- Да уж не паломником шёл. Я из альмогавар.
- На ёмников?
- Да, мессир.
Про альмогаваров Гримберт тоже был наслышан. Когда с маврами было покончено, легкая иберийская пехота охотно нанималась целыми сотнями к любому, кто в состоянии расплатиться серебром или медью. Неприхотливая, стремительная в походе и яростная в бою, своими пиками и мушкетами она сняла обильную жатву во всех мятежах, стычках и баронских войнах восточных земель империи франков последних пятидесяти лет. Эх, будь у него в Арбории пара сотен иберийских альмогаваров вместо квадов…
- А в Салуццо как занесло?
- Тем же ветром, что всех нас по миру носит, - проворчал Берхард, вновь щедро наполняя свою кружку, - На звон монет слетелись. Знаешь, когда бароны на кошель не держатся? Когда друг дружку за глотку хватают!
- И к кому вы нанялись? К старому Лотару?
Берхард прыснул так, что даже поперхнулся. Гримберту пришлось поднять руку и смахнуть со своего лица тёплую винную капель.
- Смеешься, мессир? Кабы мы подались к мятежникам, сейчас из моих потрохов уже, глядишь, чертополох бы рос. А может и хуже, - голос Берхарда помрачнел, - Бродил бы по улицам, как эти химеры проклятые… Нет, мы, альмогавары, ребята лихие, но к вере и трону с почтением, так-то. Вот почему я и говорю, чтоб ты меня не боялся. Мы с тобой, выходит, на одной стороне бились. За его императорское величество.
- Меня не было здесь во времена Железной Ярмарки.
- Ну, как скажешь, мессир, как скажешь…
Добрую минуту Берхард шумно пил вино, время от времени отрыгивая. Несмотря на это, Гримберт ощущал движение мысли в его голове, похожее на суетливую и бессмысленную траекторию мухи в закрытом кувшине.