Румянец Франца Бюхера стал гуще.
- Я… Мой доспех стоит на правом фланге, второй с краю. Зовется «Стальная Гора».
Взглянув в указанном направлении, Гримберт лишь беззвучно выругался. Сооружение, неудачно названное Францем «Стальной Горой», являло собой немалое сходство со своим хозяином – нелепое нагромождение брони и разномастных орудий, многие из которых, судя по всему, были изношены настолько, что представляли собой скорее причудливое украшение, чем инструмент боя.
Однако Шварцрабэ цыкнул зубом с таким выражением, будто увидел самого «Великого Горгона», не меньше.
- Недурная машина, - заметил он тоном знатока, - Тонн пятнадцать?
- Восемнадцать.
- Вспомогательная силовая – дизель?
- Два двухтактных. Это… старая модель.
- Старая – значит, проверенная временем! Ох, совсем забыл представить вам моего приятеля, сира Гризеои его «Судью». Сир Гризео – тот еще молчальник, однако обладает зорким глазом и острым языком, что подчас важнее пушек. А теперь, когда мы свели наконец знакомство, умоляю, сир Франц, утолите наше любопытство, рассказав, что здесь происходит и какому поводу мы обязаны за столь интересное зрелище.
А он не дурак молоть языком, подумал Гримберт с некоторой уважительностью. И льстить. Он не знаком с Францем и минуты, а тот уже пыжится от гордости и, судя по всему, готов рассказать все на свете, включая количество бастардов своего папаши. Пожалуй, с этим Шварцрабэ надо поосторожнее, он определенно относится к тем людям, которые способны вскрыть чужую броню без кумулятивных снарядов.
- Сир Ягеллон вызвал на поединок сира Томаша, но приор Герард запретил использовать на территории монастыря настоящие снаряды, вот они и остановились на «Шлахтунге».
- Так вы знаете обоих?
- Познакомились немного в пути, - судя по смущенному кивку их нового знакомого, уже этот факт казался ему поводом для гордости, - Прибыли вместе на вчерашнем пароме.
- Значит, эти двое всего за день нашли повод для размолвки? Неплохо! Совсем неплохо! – Шварцрабэ сверкнул глазами, - Надеюсь, здесь была замешана какая-то темная история с прекрасной дамой? Какие-то мрачные родовые тайны? Нет ничего хуже поединков под надуманным предлогом, порожденных скукой или тщеславием.
- Сир Томаш и сир Ягеллон не сошлись во взглядах на веру, - уклончиво ответил Франц, - Сир Ягеллон не смог согласиться с высказыванием сира Томаша касательно Пресвятой Богородицы, что и послужило причиной вызова.
- Подумать только! – восхитился Шварцрабэ, - Во времена моей молодости среди рыцарей было обычным делом вызывать друг друга на бой из-за пролитой кружки пива или мимолетной пощечины. Отрадно видеть, что нынче господа рыцари ломают копья из-за вопросов веры, точно ученые святые отцы.
Франц смутился еще больше.
- Мне кажется, предмет их спора был далек от теологии, - пробормотал он, - Сир Томаш – старый воин и иногда допускает несдержанность, особенно когда находится в дурном настроении, как сегодня. Сир Ягеллону помянул с благодарностью Деву Марию, на что сир Томаш, маявшийся мигренью, заметил, что не видит в житии Богоматери никаких чудес. По его словам, он знавал в Брно одну чистую непорочную девицу, которая отличалась всеми мыслимыми добродетелями, выстаивала все службы в церкви и исповедовалась раз в неделю, при этом отличалась невинностью голубки, однако это не мешало ей рожать аккуратно раз в год, что твоей лошади.
- Весьма неосторожное замечание, - заметил Шварцрабэ деланно небрежным тоном, - Что ж, мир огромен и многолик, сир Бюхер, и иногда эти лики способны запутать кого угодно. Мне доводилось видеть маркитанток, скромных, как монахини, и монахинь, обладающих такими пороками в самих низменных человеческих сферах, что могли бы сойти за дьяволиц. Однако…
- Бога ради, не сейчас! – одернул его Гримберт, - Кажется, бой вот-вот закончится.
***
Он оказался прав. Поединок продлился еще двадцать секунд или немногим более того. «Ржавый Жнец» устремился было в решительное наступление, оттесняя массивным корпусом своего более легкого противника, и в какой-то момент Гримберту даже показалось, что тот откроется, подарив сиру Томашу победу. Но он недооценил сира Ягеллона, кем бы тот ни был.
Мастерским движением тот крутанулся вокруг своей оси, так легко, будто управлял не многотонной боевой машиной, а соломенной куклой. И прежде чем медлительный «Жнец» успел сориентироваться, все уже было кончено – орудие «Варахиила» выплюнуло короткий оранжевый язык пламени. На фоне лязга стальных доспехов и грохота брусчатки выстрел прозвучал негромко, но бой мгновенно прекратился сам собой. «Ржавый Жнец» замер почти тот час. На его глухом тяжелом шлеме темнела небольшая угольно-черная опалина, почти незаметная на фоне многочисленных шрамов и отметин на броневой стали, но поставившая неумолимую точку в поединке – безжалостный символ поражения.