И тут на балконе заиграла музыка, и это были не лютни тихие, что и так играли во время обеда, а настоящий оркестр. Он стал играть громко и призывно.
— Ну, наконец-то! — воскликнула Элеонора Августа, отпихивая от себя чашку с фруктами, залитыми медом и присыпанными льдом. — Танцы! Бал, господа! Хватит есть!
Лакей кинулся отодвигать ей стул, и Волков тоже стал вставать.
Вставал он со совей ногой, видимо, неуклюже, и дочь графа это заметила:
— Ах, да, вы наверное танцевать не будете?
— Думаю, что это удовольствие мне недоступно, — с сожалением улыбнулся Волков. — Но я буду смотреть, как танцуете вы.
Тут женщина подняла призывно руку и крикнула:
— Барон, барон, идите ко мне!
Высокий человек увидал ее и с улыбкой двинулся к ним. Это был великолепно одетый господин, совсем еще нестарый, ему не было и тридцати. Был он высок, едва ли не выше Волкова, цепь у него была золотая. Он подошел, учтиво кланяясь и улыбаясь. И сначала Волкову он не понравился. Ну, всем был хорош этот барон. Просто записной красавец.
— Вы знакомы, господа? — спросила Элеонора.
— Не имел чести, хотя много слышал о вас, господин Эшбахт, — учтиво сказал барон.
— Кавалер, это ваш сосед, кажется… Я права, барон?
— Да, наши владения граничат, — кивнул красавец.
— Да. Значит, вы соседи, это кавалер Иреном Фолькоф фон Эшбахт, — продолжала дочь графа. — А это Адольф Фридрих Баль, барон фон Дениц, — она чуть понизила голос добавляя. — Не ссорьтесь с ним, он лучший рыцарь нашего графства.
— А вы, кавалер, выезжаете к барьеру? — спросил барон.
— К сожалению, нет, — ответил Волков.
— Ах, простите мою бестактность, я совсем забыл, мне говорили о ваших ранах, — барон положил руку ему на плечо. — Я забыл, что вы получали свои раны в настоящих делах, конечно вам не до глупых забав богатых повес.
Кавалер не нашелся, что ответить, он не понимал, говорит ли барон с сарказмом или искренне, а барон продолжал:
— Кстати, у вас редкая цепь.
Волков уже ожидал, что вот теперь-то и начнутся шуточки насчет его серебряной цепи. Он жалел, что не снял ее.
— В этом зале всего две такие цепи, — рассказывал фон Дениц. — Одна у вас, а другая у гауптмана Линкера. Гауптман получил ее от герцога за оборону Клюнебурга. Он просидел там в осаде полтора года, отразив девять штурмов еретиков. А вы за что получили такую цепь?
Волков опять не понимал, язвит ли барон или и вправду интересуется. Кажется, барон язвил, сравнивая его ловлю ведьм с настоящим военным делом. Но Волков не собирался что-то скрывать или стесняться своих деяний.
— Я сжег кучу ведьм в Хоккенхайме, — твердо и спокойно сказал он.
— О! Видно, для этого потребовалось много мужества, — сказал барон, кажется, впечатленный таким деянием.
— Уж поверьте, немало, — произнес кавалер.
— Господа, хватит болтать, — воскликнула Элеонора. — Танец, вы приглашаете меня, барон?
— Я для этого и приехал на этот бал, — с улыбкой сказал фон Дениц, взяв дочь графа за руку, и добавил. — А вы, кавалер, завидуйте мне.
— Буду завидовать и печалиться, — обещал Волков.
Элеонора Августа вдруг взглянула на него серьезно и произнесла негромко:
— Очень надеюсь, что так и будет.
Лакеи к тому времени уже убрали часть столов, а другую часть с винами, закускам и свечами поставили к стенам, освободив место для танцев. Пары становились в центре зала, и Брунхильда была среди танцующих. Наконец, с балкона полилась музыка, и бал начался. Кавалер нашел себе стул у стены, стоять долго ему не хотелось. Уселся, думая поглядеть на танцующих, но разглядеть танцы ему не довелось. К нему с радостной улыбочкой подошел не кто иной, как брат Семион.
— Ну, наконец-то вы один, уже и не знал, как к вам подступиться, — заговорил он, пытаясь перекрикивать музыку.
— Пойдем отсюда, — сухо сказал Волков, и они вышли из зала.
Нашли себе тихое место на балконе внутреннего двора. Волков облокотился на перила:
— Как ты тут оказался?
— Поехал в Мален к епископу, как вы и велели. А он, оказывается, поехал сюда. Пришлось ехать за ним.
Монах говорил абсолютно спокойно. Он был в великолепной сутане из темно-синего бархата. Такие под стать епископам. Он носил серебряное распятие на серебряной цепи, мягкие туфли вместо сандалий, и еще он благоухал. Он не выделялся на фоне господ на балу. Он выглядел здесь как свой.