Там их ждал молодой граф и, слава Богу, он радушно улыбался Волкову. Значит, разговор их будет не столь неприятен, как поначалу думал Волков.
— Друг мой, садитесь, — предложил граф.
Глава 9
Волков и брат Семион уселись на одной стороне стола, сам граф, канцлер и еще один человек сели напротив. Третей человек со стороны графа был ученым или юристом. Или еще кем-то из тех людей, у которых пальцы всегда темны от чернил.
— Уж простите меня, что с утра прошу у вас времени для дела, но думаю, что сие и для вас может быть важно, — начал хозяин. Он указал на человека с грязными пальцами. — Это секретарь коллегии адвокатов Малена, Нотариус Броденс. Он с моего и, конечно же, вашего соизволения будет делать записи, вы не возражаете?
— Отчего же мне возражать, — все еще недоумевал Волков. — Или против меня затевается тяжба?
— Избавь Бог, что вы, кавалер, никто не осмелился приглашать человека в гости, что затеять тяжбу. Но вопрос, о котором пойдет речь дальше, весьма щепетилен. И требует он того, что бы был при разговоре юрист и документ был составлен по всем правилам.
Кавалера разбирало любопытство, и он сказал:
— Что ж, так давайте, господа, перейдем к делу.
— Прежде, чем мы начнем, — начал негромко нотариус, — хочу, что бы знали вы, коли вопрос вам покажется бестактным или глупым, так на него вы в праве не отвечать. И в любой монет беседу прервать и уйти, никто не остановит вас.
— Начинайте уже, я весь в нетерпении, — сказал Волков. Он поглядел на соевого спутника, брата Семиона, монах тоже был заинтригован.
— Имя ваше Иероним Фолькоф, рыцарь божий и господин Эшбахата, которого прочие зовут Инквизитором? — стал спрашивать юрист.
— Да.
— Были ли имена у вас другие?
— Раньше звался я Ярославом. Был Яро Фолькоф.
— Отчего поменяли имя?
— Болван-монах при возведении меня в рыцарское достоинство записал меня в реестр рыцарей города Ланна как Иеронима по дурости своей и переписывать отказался. Я оспаривать не стал.
— Хорошо, скажите, кавалер, правда, что всю жизнь свою вы провели на войнах и в походах, и там ран и увечий во множестве сникали.
— Сие правда.
— Скажите, кавалер, были ли у вас раны и увечья, что мешали бы вам вожделеть дев и жен. Любезны ли вам девы и жены?
Волков покосился на своего монаха тот сидел с остекленевшим от удивления лицом.
— Таких ран у меня нет, — ответил, наконец, кавалер. — Жены и девы мне любезны, вожделел их и вожделею, как Господом положено.
— Есть ли у вас пред Богом или пред людьми обязательства брака или обязательства безбрачия, есть ли обещания или обручения?
— Никому ничего подобного не обещал, — ответил Волков. Он, кажется, начинал догадываться, о чем идет речь.
— Что ж, на том первое дело мы и закончим, — сказал нотариус. — Вот, соизвольте поставить имя свое на этой бумаге.
Он положил на стол исписанный лист. Брат Семион тут же вскочил, взял бумагу, но Волкову ее не отдал сразу, а стал читать ее, словно поверенный у кавалера. И кавалер, как ни странно, был в этом ему признателен.
— Все верно, господин, можно подписывать, лишних слов здесь не записано, только ваши слова, — тихо сказал монах, кладя бумагу перед Волковым.
Нотариус все равно услыхал его слова и злобно глянул на монаха, оскорбленный таким подозрением.
Волков обмакнул перо в чернила и подписал бумагу.
— Что ж, — продолжил нотариус, забирая бумагу и пряча ей в папку. — Тогда перейдем к главному вопросу. Дозволите ли вы мне, граф, вести его, или будете сами говорить?
— Скажу сам, — произнес молодой фон Мален. Он чуть помолчал, улыбаясь, гладя на Волкова и обдумывая, кажется, слова, а потом начал. — Не далее, как вчера, наш епископ, отец Теодор, говорил с моим отцом и сказал, что Богу неугодно, когда столь славный воин, как вы, и столь знатная девица, как моя сестра Элеонора Августа, пропадают в печальном одиночестве. И отец мой, и я считаем, что сие плохо не только для Бога, но и для государя нашего, Его Высочества герцога.
Волков внимательно слушал, не произнося ни звука. Его лицо не выражало ни малейших чувств. А фон Мален продолжал:
— А неоднократно подмечая приязнь и душевность, что установилась между вами и моей сестрой, думаю, что будет правильным от лица фамилии предложить вам ее руку.
Кавалер опять покосился на своего спутника, тот все также сидел с изумленным лицом и вылупленными от удивления глазами.