Как они все уехали, так стало в доме тихо. Только одна Мария готовила обед, да Сыч от безделья валялся на лавке.
Говорят, что дела сами не делаются, а тут вдруг прибежал мальчишка со двора, что за скотом следил, глаза выпучил и кричит:
— Господин! Святой пришел, вас спрашивает.
— Святой? — удивился Волков. — Что за святой?
— Святой человек, отшельник, — продолжал кричать малец.
— Ну, зови его, — вставал с лавки Сыч.
С тех пор, как они видели монаха, тот нисколько не разбогател. Был все так же беден, на нем была все та же монашеская хламида, веревка вместо пояса, ужасные сандалии и торба за спиной.
— Благослови Бог дом этот, — сказал он, низко кланяясь.
Тут же к нему кинулась Мария, упала на колени перед ним:
— Благословите, святой отец!
— Благословляю, дочка, — монах положил ей на голову руку и быстро прочел короткую молитву.
Рукава его хламиды стары, но чисты, длинны, едва пальцы из них торчат. Тут прибежал брат Ипполит, кланялся брату Бенедикту, целовал ему руку. А тот целовал его в щеки и говорил после:
— Все люди здешние благодарят Бога, что вы, брат мой, приехали сюда, говорят, что вы во врачевании сведущи.
— Учился у великих врачевателей, — скромно отвечал молодой монах.
— Да, уже наслышан, — улыбался ласково отшельник, — лечите хорошо, а еще, что и роды тяжкие принимали недавно, причем и плод жив, и роженица выжила. Так ли это?
— Так, святой отец, Бог милостив, выжила, — Ипполит был явно польщен вниманием и похвалой отшельника.
Только Сыч ни о чем монаха не просил и не говорил ему ничего, смотрел своим внимательным колючим взглядом, словно изучал.
— Прошу вас к столу, — пригласил его Волков, когда они закончили с благословениями и похвалами. — Не хотите ли отзавтракать? Свежий хлеб, окорок, молоко топленое, масло, мед и сыр.
— Ах, какие роскошества, как жаль, что я уже поел, — говорил монах, скромно присаживаюсь на край лавки.
— Так давайте мы вам соберем еды с собой, святой отец, — предложил Волков.
— Ах, то было бы очень хорошо для меня, если бы вы дали мне немного муки и проса, — сказал монах, заметно стесняясь.
— Мария, — произнес кавалер, — собери святому отцу еды.
Девушка тут же кинулась к монаху и сама стянула с его плеч котомку. Ушла собирать еду.
А брат Бенедикт вздохнул, как перед делом тяжким, и сказал:
— Пришел я к дому своему недавно, а там все следы и следы, и от подков у дома, и на кладбище моем башмаки оттиснулись в земле. Думаю, был тут кто-то. Сразу на вас подумал, может дело у вас ко мне, вот пришел узнать.
— Да, — сказал Волков, — волк задрал корову, мы пошли по следу, и пришли к вашему дому, святой отец. А там след потеряли, стали вокруг осматриваться, нашли ваше кладбище. Откуда у вас там столько покойников?
— Так это все люди, что я за пять последних лет нашел. Кое-кто из ближайших мест, а кто-то и пришлый был, неизвестный мне и без имени. Отпевать их пришлось молитвой: «Их же имена извеси тебе, Господи, прими рабов твоих».
— А последняя могила? — поинтересовался Сыч. — Мала она, там, кажется, ребенок.
— Истинно, там дева двенадцати лет, не более. Она с хутора Волинга. У дороги в земле господина барона фон Деница хутор есть, там кузнец Волинг со своей семьей живет, вот она оттуда.
— Дочь кузнеца? — уточнил Сыч.
— Нет, сиротка приблудная, — говорил монах. — Прижил ее кузнец, она ему скотину пасла. Потерялась, искали три дня, не нашли, так я ее нашел через две недели.
— Растерзанную?
— По частям собирал. Кости ломаны и грызены были.
— Волки? — уточнил кавалер.
— Они, сатанинские отродья.
— Или один волк? — уточнил Сыч.
Монах замолчал, потом вздохнул и сказал:
— Думаю, что один, то ли верховодит он всеми другими, то ли сам зверствует.
— Вы писали епископу, что подозрения у вас есть. Откуда они?
Опять вздохнул монах и опять не сразу ответил:
— Приходил он ко мне. Ночью.
— К вам? — сразу уточнил Волков. — Зачем?
— К дому моему, стоял под дверью. Но дверь я колом подпер, не отрывал.
— Откуда знаете, что это он был?
— Там по зловонию и сопению, рыку, он дышит с рыком, когда не таится. А еще видел я его, огромен он.
— А глаза желтые?
— Белые[6], в ночи сияют.
6
«Только глаза полыхали желтым в черноте. И смотрели глаза по-прежнему на Максимилиана», — в предыдущей книге неоднократно говорилось о желтых глазах.