— Еган, черт бы тебя побрал, — вдруг разозлился Волков. — А чего же ты людям этого не скажешь?
— А я им говорил про рожь, говорил, что не так пашут, что тянуть нельзя, что пахать нужно пока земля сыра, так они на меня рукой махали, мол не учи, так и про кирпич чего им говорить, тоже рукой махнут. Им хоть говори, хоть нет — все едино. Сами умные.
Волков поглядел на него и понял, что солдат придется к весне ему кормить.
— Ты, все-таки, скажи им, что кирпич нужно уже начинать возить, если думают его продать в этом году, — произнес Волков.
— Сделаю, господин, — обещал управляющий.
Глава 16
В доме доски и молотки. Куча людей, стук молотков, пилы шуршат.
Тут не до приема гостей. Волков велел поставить его знаменитый шатер. Пусть граф знает, каков он и у кого шатры отнимал. Его большой стол вынесли на улицу, поставили под навес шатра.
Женщины с утра занимались готовкой. Все, кроме Брунхильды.
Та села за стол под навес и у зеркала занималась собой. Только и бегала в шатер платья менять. Готовилась. Волков за ней наблюдал украдкой. Да, видно, она и впрямь ждала графа.
А графа все не было. Утро прошло, а его все нет.
— А точно он сказал тебе, что сегодня будет? — поинтересовался Волков у красавицы.
Лучше бы не спрашивал. Ее чуть не вывернуло, аж пятнами пошла от злости:
— Езжайте да сами спросите, — зашипела Брунхильда сквозь зубы.
Уже и обед готов, а графа нет. Уже думали садиться за стол обедать, как приискал мальчишка с северной дороги и закричал:
— Граф едет!
Люди из деревни и солдаты, что были тут, выходили к дороге смотреть графа, да разве его разглядишь. Граф уже немолодой, он в карете ездит. Карета подкатила к самому шатру, форейторы открыли дверь, откинули ступеньку. Разминая ноги, из нее вышел граф. Волков и все остальные низко кланялись ему. А граф сразу подошел к кавалеру, взял за плечи, обнял, жал руку и улыбался.
Кавалер пригласил его к столу.
— А где же несравненная Брунхильда? — интересовался граф, усаживаясь на почетное место. Волков ему даже свое кресло уступил.
— Тут, в шатре, Максимилиан, пригласите госпожу.
Максимилиан едва начал говорить, что гости прибыли и ждут госпожу, как из шатра раздался такой крик, что и Волков и граф его прекрасно слышали:
— Подождут! Как надобно будет, так и выйду.
— Не в духе? — с улыбкой поинтересовался граф.
— Второй день платья мерит, вчера в городе была, купила что-то и, кажется, опять все не то, — сказал Волков.
И господа понимающе засмеялись.
Но граф смеялся не очень живо, находился он в волнении, то было заметно. И видя такое волнение, Волков и вправду стал думать, что Брунхильда права насчет намерений графа.
Они сидели под навесом, на легком ветерке, Мария принесла им стаканы с вином, тарелки с сыром и ветчиной, с привезенными вчера из города фруктами. Поначалу они стали говорить о пустяках: об урожае и о погоде, о скорой жатве и видах на урожай.
Кавалер начал было хвастать, что рожь и овес у него уродились, хороши, но граф слушал его вполуха, а к угощению даже не прикасался. Только вино пил, да и то пару глотков от волнения.
И тогда Волков спросил его напрямую:
— Господин граф, вижу, что-то гнетет вас, вы уж скажите?
— Да-да, — сказал граф, словно собираясь с духом, — да, для того и приехал. Хотел людей послать, да подумал, что лучше сам вам все скажу.
— Так уж говорите, чего вы стесняетесь, если смогу, так помогу вам, — Волков, кажется и сам начинал волноваться.
— Приехал я говорить по делу щепетильному, — он замолчал, вздохнул и продолжил, — приехал говорить о сестре вашей.
«Решился, все-таки, старый хрыч, — подумал кавалер с неприязнью. — Значит, права была Брунхильда. Головой дурак тронулся на старости лет».
— Все мысли в последнее время только о ней, о вашей сестре. Спать ложусь и о ней грежу, — продолжал фон Мален.
Волков молчал, слушал этого немолодого человека.
— Вы, как мужчина, должны меня понять, я словно в молодость вернулся, — он склонится к кавалеру, — мне она стала сниться, и знаете, я стал снова чувствовать в себе силу.
— Я рад, граф, — чуть настороженно произнес кавалер, — что Брунхильда пробудила в вас юношу.