Глядела на Волкова она так нехорошо, что невольно смутился он на мгновение. Но тут же взял себя в руки и, подойдя к ней, попытался поцеловать ее в губы. А она лицо отвернула, и мина на ее лице была такова, будто к ней целоваться прокаженный лез. И спросила, хоть и не громко, но с презрением:
— Что? Отдаете меня?
— Пока нет, — сказал он, схватил ее и потянулся целовать.
Но она губ так и не дала. И лицо убирала, Волков лишь смог ее шею поцеловать.
— Пока нет? Торгуетесь, еще значит? — продолжала девушка, говоря это ему с презрением. — Торговаться вы мастер, любого купчишку переплюнете.
— Молчи, глупая, — Волков не выпускал ее из рук, смотрел на нее и удивлялся красоте ее. — Не для себя это делаю.
— А для кого же? — зло спрашивала красавица, пытаясь вырывать свои плечи из его рук.
— Да стань ты спокойно, — сказал он строго и выпустил ее.
Она послушно встала и спросила:
— Значит, отдадите меня за графа?
— Пока не отдаю, — он достал заветный флакон с зельем Агнес, вытряс каплю на палец и размазал каплю по горлу красавицы, после этого сказал строго:
— Сядешь подле графа.
Она глянула на него с ненавистью.
— И будешь мила, — так же строго говорил он.
Сказал, взял за руку и поволок ее из шатра.
Граф как увидал ее, так вскочил и кланялся низко ей, как, наверное, только герцогу да епископу кланялся.
— Ах, госпожа моего сердца. Вы солнце затмеваете.
Брунхильда кланяться ему вовсе не стала, улыбнулась графу, но не так, что бы совсем тепло, скорее, сдержано:
— Рада видеть вас, господин граф.
— Господь свидетель, для меня не было радости большей, чем вас видеть, моя госпожа, — рассыпался в любезностях граф.
Он повернулся к своему человеку, что стоял невдалеке и сделал ему знак. Тот торопливо приблизился и что-то передал графу. И граф это самое показал девушке, сказал с поклоном:
— Проявите милость, примите сию безделицу.
Брунхильда глянула на то, что было у графа в руке, а потом с детской растерянностью посмотрела на Волкова, как будто искала совета. И сказала:
— Видно, то вещь дорогая, невозможно мне принять ее.
Волков аж чуть не подпрыгнул от радости, он не видел, что предлагал ей фон Мален, но радовался, что у красавицы хватило ума не вцепиться в подарок. Нет, она и вправду была умницей, его Брунхильда, она не взяла, не взяла, что бы там он ей не предлагал.
— Госпожа, — расстроился граф и лепетал, — осчастливьте меня, соблаговолите принять… В дар… Только лишь для благосклонности… Он так пойдет к вашим глазам…
Но Брунхильда только улыбалась и не прикасалась к подарку.
— Друг мой, — чуть не с мольбой граф повернулся к Волкову. — Убедите вашу прекрасную сестру, что это подношение от чистоты помыслов, а вовсе не с укором ее чести будет.
Кавалер, наконец, увидел то, что предлагал граф. Это была брошь, в ней сиял великолепный, глубоко синий сапфир редкостной красоты в тяжелом злотом обрамлении.
«Триста талеров один камень!» — сразу прикинул Волков. Он еще с южных войн стал разбираться в камнях.
Он поймал взгляд Брунхильды и кивнул: «Бери».
— Госпожа, прошу вас, — мямлил граф. — От чистоты сердца.
Брунхильда еще раз поглядела на кавалера и лишь после этого взяла брошь.
— Благодарю вас, граф, — сказала она и низко присела перед графом. — Никто и никогда не дарил мне таких хороших вещиц.
Старый граф сиял, как золотой:
— Госпожа моя, сделайте милость, наденьте.
Красавица ловко прицепила украшение прямо на грудь. Так ловко она это сделала, словно всю жизнь носила подобные драгоценности.
— Лучше места для этой броши не найти и на всем белом свете, — умилился фон Мален, глядя на грудь Брунхильды.
— Давайте обедать, граф, а то мы заждались вас, — сказал Волков, приглашая графа к столу.
— Конечно-конечно, — с радостью согласился старик.
Он был счастлив, когда Брунхильда села рядом с ним, хотя за столом они были втроем, и места вокруг было предостаточно.
Обед шел хорошо, даже настроение у красавицы стало лучше, видно, Брунхильде понравилась брошь стоимостью в пятьсот коров.
И все было хорошо.
Во время обеда их побеспокоил Карл Брюнхвальд, извиняясь и кланяясь, он приблизился к столу.
— Карл, что вы там, идите к нам, — милостиво говорил кавалер. — Я познакомлю вас с графом. Это он дозволил вашей жене ставить сырную лавку у ворот города.
— То для меня огромная честь, — сказал Брюнхвальд и поклонился графу два раза. — Госпожа, — он поклонился и Брунхильде.