— Холопы в сырах не сильно разбираются, — сказал Волков, доставая и протягивая Бригитт талер. — Выберете у нее сыров самых старых.
— Съезжу, конечно, — сказала та, забирая деньги. — Выберу.
— Не дозволю я! — воскликнула госпожа Эшбахт.
— А вашего дозволения мне и не нужно, я тут хозяин, — насмешливо сказал Волков. И крикнул: — Увалень, вели запрягать карету госпожи Эшбахт, после завтрака на ней с госпожой Ланге поедете за сыром для меня.
— Да, господин, — сказал Гроссшвулле, привычно сидевший на лавке у стены.
Элеонора Августа поджала губы, ее лицо покрылось пятнами от негодования. Но ничего она не сказала.
— Заодно, госпожа Ланге, справьтесь о здравии ротмистра, — продолжал Волков с улыбкой, специально не замечая негодования жены. — Хочу знать, идет ли он на поправку?
— Конечно, господин Эшбахт, — отвечала Бригитт.
— С ней я поеду, — вдруг сказала жена его.
Такого он не ожидал, и не предвидел такого. И пришлось ему думать быстро, и ничего лучшего не придумал как это:
— Сидите дома, — сказал он ей едко, — волнуюсь я, когда не дома вы.
— Нет, я поеду! — воскликнула она.
— Увалень, поедете с госпожой Ланге вдвоем, — твердо сказал Волков.
— Да, господин, — привычно отвечал Увалень.
Госпожа Эшбахт сидела напротив и смотрела на него. И по ее лицу покатились слезы. И, кажется, всем стало ее жалко, и госпоже Ланге, и даже Увальню, а вот Волкову ее совсем жалко не было.
А тут как раз Мария и Тереза стали подавать на стол, а Тереза позвала племянников со двора завтракать. И всем стало не до слез госпожи Эшбахт.
После завтрака новый проситель ждал. Тоже купчишка. Пришел просить разрешения поставить в Эшбахте трактир. Предложил десятину с прибылей. Трактир? Трактир дело хорошее. А что, народа теперь тут много, солдат по окрестностям живет много, дома ставятся, люди женятся, да и девки гулящие появились после рейда на ярмарку. Купчишки, подрядчики, строители из города, всех стало много. Кому-то кров надобен, кому-то стол, а кому и выпивка с девицами. В общем, трактир дело хорошее. Только вот не мог понять кавалер, отчего купчишка не боится, что его трактир не спалят горцы, когда наведаются сюда с ответным визитом.
Неужто он думает, что кавалер такого не допустит? Ладно, Бог с ними, с горцами. Придут они или нет, еще не ясно.
— Ставь, за полторы десятины с прибыли, — сказал Волков купцу. — Место с управляющим согласуй только. Только не думай, что дурачить меня сможешь, я как-то имел дело с одним трактирщиком и знаю, сколько трактир приносить может.
Не успел купчишка уйти, как новый человек к нему. Век бы человека этого не видеть. Гонец от графа. Письмо привез. Волков даже открывать его не хотел. Открыл и скривился. Как знал. Граф немедля требовал его к себе. И, судя по тону письма, не очень он был ласков. Туда, обратно, день пути в седле. Нога к вечеру будет болеть, а делать нечего. Одна радость: «Может Брунхильду удастся повидать».
— Максимилиан, седлайте коней, — невесело сказал он.
У графа аж ручки тряслись, когда он говорил с Волковым. Так он волновался, а что еще хуже, так это старый граф и молодого позвал.
Правда, Теодор Иоганн Девятый граф фон Мален поначалу молчал больше.
— Друг мой, говорили мне вы, что деяние ваше было ответом на грубость, что горцев вы карали за бесчестье.
— Так и было, граф, так и было, — отвечал Волков.
— Отчего же вы грабили других людей? — воскликнул граф. — Вы грабили еще и подданных нашего герцога, например, купцов из Хоккенхайма! Из Вильбурга! Из Брокенау! Вам все равно кого грабить! Вы разбойник! Вы просто раубриттер!
Кавалер поморщился:
— Господин граф, да как же мне их разбирать было? Солдаты люди не шибко грамотные, хватали что придется.
— И нахватали немало, немало! — горячился фон Мален. — Мне пишет голова городского совета Милликона, что вы награбили на тридцать тысяч талеров.
Волков опять морщится, как от кислого:
— Врет вдесятеро. Я бы и увезти столько не смог бы. Тридцать тысяч, — он смеется. — Надо же, какие лжецы! Взяли только деньги у менял, да меха, да немного хороших тканей. Мед, вино, масло, да пару лошадей. Ну шубы еще забирали. Откуда там тридцать тысяч.
— Вот именно! Вот именно! — воскликнул граф в негодовании. — Отнимали шубы у достойных людей кантона! Многих били беспощадно. Одного ранили!
— Били тех, кто в избиении моего ротмистра участвовал, а так же тех, кто в жадности упорствовал. А ранили одного, так тот на человека моего с железом кинулся. И получил по заслугам.