— Каков план? — спросил Натан, когда мы спустились по ступенькам с надземной платформы на улицу.
У меня действительно был план. Мы начнём с самого входа в Стиплчейз-парк, где Рут собиралась встретиться со своим таинственным незнакомцем, и найдём кого угодно — продавцов билетов, бродячих актёров, сотрудников охраны — кто постоянно работал здесь и покажем им фотографию Рут. Но я не рассчитывала на такую толкучку. Когда мы спустились с железнодорожной платформы, нас подхватил поток людей и понёс за собой, подобно огрызкам бродяг в Бауэри12. Толпа потащила нас по широкому авеню, названному в честь улицы Манхеттена с очень сомнительной репутацией, которое вело в парк с аттракционами, и само по себе было неким подобием парка развлечений.
— Держитесь! — выкрикнул Натан, сцепив наши руки под своей рукой, когда мы вверглись в людские массы.
Невозможно даже было услышать друг друга поверх какофонии смеявшейся толпы, шутовской музыки каллиопа, которая, казалось, звучала отовсюду одновременно, и уличных актёров, предлагающих множество аттракционов.
— Присмотритесь хорошенько на эту группу дикарей, леди и джентльмены! — воскликнул один из них.
Я вытянула шею, чтобы разглядеть представителя африканского племени в меховой набедренной повязке, его бритый череп и обнажённая грудь были покрыты татуировками.
— Этот мужчина почти что голый! — прошептала Хелен мне на ухо.
— Посмотрите шоу уродов! Посмотрите на бородатую даму и леди-обезьяну с Борнео!
Краем глаза я увидела женщину, одетую в красивое кружевное платье, только вот её лицо было покрыто волосяным покровом. Она стояла с диким королевским достоинством, её взгляд был сосредоточен на точке выше голов толпы.
— Это дорога к Далиле Семи Вуалей13, — прокричал другой актёр. — Самое обольстительное шоу на Земле! Она исполняет непристойный танец! Больше нигде кроме как здесь, в океанском бризе Кони-Айленда, её поглотит собственный огонь!
Женщина с закрытым вуалью лицом, но в откровенном костюме, прикрывающем только грудь и бёдра, затанцевала шимми рядом с нами, нащёлкивая пальцем по тарелкам и извивая своими шарфами вокруг шеи Натана. Опьяняющий аромат жасмина смешался с запахами жареных моллюсков, соленого воздуха и цирковых животных. Натан взглядом проследил за танцовщицей, пока она, покачиваясь, сливалась с толпой.
— Она уж чересчур бесцеремонна! — засопела Хелен.
Танцовщица непристойных танцев была не единственной, кто был бесцеремонен. Дважды я почувствовала руки незнакомцев на себе, но когда я оборачивалась, чтобы поймать нарушителя, я смотрела в море смеющихся лиц, настолько раздутых от веселья, что они походили на гротескный знак, который на крыше воспроизвела подменыш. И затем я увидела само лицо, мелькавшее над толпой, подобно направляющему духу места — духу шутовского ликования, от которого у меня появилась оскомина на зубах, но каким-то образом заставившего меня пожелать улыбнуться и танцевать под безумную мелодию каллиопа.
— Сюда! — закричала я Нату, который отгонял шута в клетчатых штанах, протянувшего несколько игральных карт.
Хелен с широко распахнутыми глазами наблюдала за обнимавшейся парочкой, конечности которых были настолько переплетены, что казалось, будто они были одним единым существом. Я потянула Натана и Хелен к входу в Стиплчейз-парк, где имелся закуток открытого пространства прямо под знаком карикатурного лица. Я поняла, почему там было свободно, когда мы добрались до местечка. В центре пустого островка стоял огромный мужчина. На нём была надета белая мантия, которая вздымалась от лёгкого бриза, белая туника и тюрбан, сверкающие красные панталоны и соответствующий пояс. Он стоял совершенно неподвижно, его тёмное лицо было обездвижено как у вырезанной из красного дерева статуи, чёрные как уголь глаза сверлили толпу посетителей, которые утихомиривались рядом с ним, словно попадали под чары. Я считала, что вполне возможно он был статуей, пока он не поднял руку и не указал на девушку в тёмно-синем купальном костюме.
— Ты! — рявкнул он. — Ты не веришь в магию Омара Великолепного!
Девушка прикрыла лицо дешёвым бумажным веером и захихикала. Но когда Омар заговорил вновь, хихиканье прекратилось, и вся толпа умолкла.
— И почему же ты не веришь? Потому что тебе сказано оно на Кони-Айленд, а в своём сердце ты говоришь… какое слово? Чепуха? Но я спрошу тебя, почему я должен был пересекать океан, так далеко от родной земли, где солнце жаркое круглый год, и священный Ганг течёт в море с великих холмов, чтобы носить белые тюрбаны вечных снегов и нашёптывать секреты в уши звёзд — почему я должен делать это, если моё представление чепуха?