Какое, матервестер, «полезно», когда Тай… Тайя… Но я взял миску и стал есть. Потом мы, тоже молча, улеглись спать. Вернее, просто улеглись и задеревенели, стараясь не шевелиться. Обманывая друг друга, что спим… Но в конце концов я все же отключился на какое-то время, а когда вновь открыл глаза, Тани рядом не было.
Но я чувствовал ее где-то совсем рядом и тихо покрался в том направлении. Споткнулся о какой-то сучок и взлетел, невысоко, как раз чтобы разглядеть в кустах катающееся по земле тело не то пантеры, не то человека… Страшная лапа энтакату когтями царапала землю, вспахивая ее до корней деревьев, а человеческая рука зажимала рот, чтобы оттуда не могло вырваться ни звука… Только я слышал Танин плачь не ушами, он был внутри меня, разрывая на части… Но единственное, что я мог сейчас сделать, это так же бесшумно скрыться обратно, к кострищу, укутаться в одеяло и притвориться спящим.
Татьяна:
Утро наступило не скоро. А вместе с утром пришло понимание: вчерашний день не вернешь… Тайя не вернешь. Удивительно, его я помню так, словно вот сейчас он хмыкнет что-то за моей спиной и положит руку на плечо, накинет куртку… помню запах, помню… вкус, звук, взгляд… как наяву!
А вот вчерашний день подернулся болезненной дымкой нереальности и словно ушел очень далеко по лестнице времени. Или я ушла, а этот день, с его пропастью, страхом и потерей, остался где-то внизу, за много-много ступенек от меня.
Тай — остался. А его смерть ушла… но не забрала с собой тянущее чувство тоски, непрекращающуюся боль, но эта боль уже не рвала на части, как ночью.
Я так и не уснула, если не считать короткого забытья перед самым рассветом. Когда глаза, из которых уже не лились бесконечные слезы, закрылись, на востоке розовели зубастые вершины пиков, а когда я их открыла — золотистая каемка на снежных кромках стала всего на волос шире.
Рядом завозился магенок, повернул ко мне осунувшееся, измученное лицо с запавшими глазами. Он тоже почти не спал.
Я пару минут смотрела на него. Молча. Потом протянула руку и кончиками пальцев погладила по щеке, обрисовала резко проступившие скулы, коснулась обветренных губ, задрожавших под моими пальцами, чуть скривившихся в попытке то ли улыбнуться, то ли заплакать…
Заплакать… Это я выплескивала боль и ужас в безумном вое, убежав так далеко, как смогла, это я зажимала себе рот и крушила камни и негустые кусты на крутых склонах. А бедный мой магенок не смог даже выплакаться… Впрочем, я тоже выла без слез. Словно выжгло изнутри все. А теперь…
Резко притянула его к себе, так же молча. Никого вокруг нет, а если бы и были — плевать. Мы сейчас только вдвоем против всего мира, и у нас одна боль на двоих. Горячие капли побежали по лицу, а потом их стало… много.
Не знаю, сколько времени мы просто… ревели, тесно прижавшись друг к другу. А потом Ромка отстранился, вытер слезы сначала себе — рукой, потом достал платок и помог справиться с потопом мне.
— Давай закончим это, — решительно сказал он и встал. — Сделаем то, за чем шли!
Ромэй:
И мы пошли дальше. Наше молчание уже не звенело, как натянутая до предела леска, но оно не было привычно-уютным, как раньше, когда мы шли и обменивались улыбками и шутками.
Выплаканная боль забрала с собой остроту, тяжесть, но осталась щемящая пустота… Нет даже — воспаленная рана, к которой нельзя прикасаться, нельзя тревожить, надо просто научиться жить с ней и терпеть.
Странно, но смириться и принять смерть Тайя у меня не получалось, матервестер! Я чувствовал его, почти физически ощущал… слышал его голос… то ли в памяти, то ли в голове.
— Привал! — объявила Таня, и мы уселись, чтобы выдохнуть и потом начать заниматься обедом. И тут сверху на нас практически упал ворон…
Да, я видел его после драки с разбойниками, видел вчера… Было такое ощущение, что к его одежде не пристает пыль, а к его сапогам — грязь. Зачарованная прическа и тело, не знающее запаха пота…
Точно объяснить, что сегодня было не так, я бы не смог — тот же идеально сидящий камзол, те же начищенные сапоги… Может быть, более небрежно уложенные волосы? А может быть, непривычный взгляд? Да, взгляд… Не самоуверенного лощеного хлыща, а чуть растерянный… как будто он сам не понимает, зачем прилетел.
Таня подобралась поближе и не сводила с гостя напряженных глаз, но молчала.
Багдасар склонил голову, приветствуя, оглядел наши еще не разобранные сумки, потом нас и махнул рукой в сторону тропинки, глядя на Таню: