— Прячутся. Ждут. Тревожатся.
— Благородные мужи должны вернуться на свои посты, чтобы правительство действовало, пока не вернется Исмаил. Я желаю созвать собрание и отдать им распоряжения.
— Но только шах или великий визирь имеет право созывать собрание. Никто не может превысить их власти.
— Таких людей здесь нет. Что ты предлагаешь?
Шах Тахмасб так устал от великих визирей, что не позаботился назначить нового.
— Сказал бы, что высокородный член дома Сафавидов, но не знаю кто. Знатные сочли бы, что кто-то из царевичей. Если ваш дядя будет представлять вас, все будет в порядке.
На фарси нет различия между «он» и «она», что могло нас выручить в этом случае.
— Отличный совет.
— Кстати, у меня есть кое-что лишь для вашего слуха.
— Да?
— Чего бы вы ни задумали добиться на этом собрании, не полагайтесь на главного казначея. Я хорошо его знаю. Он склонится лишь перед силой нового шаха.
— Почему он так уверен, что мой брат сохранит его в этой должности?
Мирза Салман хмыкнул:
— Верно. Люди часто принимают намерения за судьбу.
— А ты?
Он помедлил.
— Нет. Я вижу свою судьбу в своих делах и в согласии с волей Божией.
— Отлично сказано. Нам нужны люди наподобие тебя. Тогда созывай собрание завтрашним утром в моем доме.
— Чашм.
Когда мирзу Салмана проводили к дверям, Пери сказала:
— Ну и подарок! Как хорошо ты его знаешь?
— Не слишком, — отвечал я.
Он входил скорее во второй круг ближних людей, служивших шаху. Такие держали рот на замке и редко снисходили до нижестоящих.
— Помню, что мирза Салман исполнял малоприятное поручение вашего покойного отца, приструнив заговорщиков-золототорговцев, пытавшихся обобрать страну. Его цеха с тех пор чисты, как хорошая баня. Он был бы отличным союзником, но таким же свирепым противником.
— Тогда за ним лучше понаблюдать и решить, насколько он искренен.
— Какова цель завтрашнего собрания?
Руки Пери слегка дрожали, когда она отводила с лица прядь волос.
— Предупредить переворот.
Ох, а я даже сплетен не слышал.
— Кого вы подозреваете?
— Грузины и остаджлу могут решить, что им лучше поддержать другого преемника.
— Я удвою свои усилия, собирая известия.
Но сперва Пери попросила меня доставить ее дяде Шамхалу просьбу назавтра возглавить собрание.
— Повелительница, я думал, вы разгневаны на него из-за смерти Хайдара.
Она вздохнула:
— Да, но он мне нужен.
За всю историю Сафавидов женщина никогда не брала на себя так прямо ответственность за мужчин. Мы ничего не оставили на волю случая. Я помог повелительнице выбрать ткань, которая отделит ее от знати, ибо такая знатная женщина никогда не должна показывать себя тем мужчинам, с которыми не состоит в родстве. Мы остановились на куске тяжелого синего бархата, затканного сценами охоты, где заметнее всего был царевич на коне, вонзающий меч в живот льва.
Пери скрылась за этим занавесом, а я по очереди обошел все углы зала, чтоб проверить, насколько хорошо ее будет слышно. Голос у нее был звучный: очень низкий для женщины, но приятного тембра, и ей не пришлось долго приноравливаться, чтоб легко быть услышанной в дальних углах комнаты.
— Только одно, повелительница. Ваш отец говорил медленно. Если вы поступите так же, вы заставите мужчин ожидать и вслушиваться, как это делал он.
— Отлично. Я ничего не забыла?
— Так как вы не сможете видеть выражения их лиц, я буду сообщать вам обо всем важном.
— Ты будешь моими глазами, как и повсюду во дворце. — Она улыбнулась, и мое лицо словно пригрело солнце.
Следующим утром после ранней молитвы я пошел на свой пост в доме Пери. Так как уже рассвело, мне легко было среди являвшихся разглядеть как мужей пера, так и мужей меча. Они входили в ее комнату для встреч и устраивались на подушках согласно чинам, образуя полукруг на застланном коврами полу. Воздух казался тяжелым и зловещим, словно перед бурей.
С его широкими плечами и громадным тюрбаном, поднявшийся на возвышение Шамхал-хан был похож на великана. Он приветствовал собравшихся и просил их внимательно выслушать речь его племянницы, любимой дочери покойного шаха. Маджид стоял возле завесы Пери, готовый принять любое частное послание, которое она пожелает передать. Я сменил место на ту часть комнаты, откуда мог видеть все. Когда я глядел на этих закаленных в сражениях людей, до меня начала доходить вся огромность нашей задачи. Покойному шаху едва удавалось держать их в узде. Остаджлу и таккалу вели самую жестокую междоусобную войну, а помимо них, приходилось лавировать среди бесчисленной грызни и свар других племен. Мы обязаны были найти способ любой ценой укротить этих людей.