– Да вы что? – возмутился было Паша.
– Да ничего-ничего. – Евздрихин подошел к парню, похлопал его по плечам и стал сам с него снимать дубленку. – Делов-то на пять минут, я ж тебе говорил. Давай по-быстрому – раз-раз, и все готово.
– Да меня там ждут! – продолжал возмущаться Звонарев.
– Да ничего, подождут, – с легкостью отвечал ему на это прапорщик, сам хватая пару кирпичей и занося их во двор. – Что встал? Давай хватай и неси. Это твой вклад в дело части.
Парень вначале не спеша подцепил рукой один кирпич с кузова и понес его во двор.
– Ну мы так до вечера будем здесь колупаться, – подбадривал его Евздрихин. – Если, конечно, ты не торопишься, то можно и в таком духе грузить.
– Э, вы че?! – недоумевал водила. – Давайте быстрее, мне ехать надо.
– Да сейчас, сейчас, – успокаивал его прапорщик. – Ты видишь, сегодня какой-то напряг с рабочей силой у меня. Вот только один товарищ дембель согласился.
– Дембель? – водила уважительно посмотрел на Звонарева. – Ну, понятное дело, не отказал – наверное, все два года бок о бок.
– Да, – улыбался Евздрихин, – нормальный парень.
В принципе, Звонарева хвалили ни за что, но сам разговор о нем в таком лестном духе ему понравился. И в следующий заход парнишка взял уже парочку кирпичей. А потом водитель «КамАЗа» только успевал ему накладывать – они носили с прапорщиком по четыре штуки в стопке, и дело пошло.
Где-то после пятидесяти рейсов Паша уловил ломоту в спине и некие болезненные ощущения в ладонях – работали без перчаток, и кирпич, как наждаком, раз за разом снимал с пальцев немножко кожи. Прапорщик, не замечая нагрузки, работал быстро и не забывал напоминать время от времени Звонареву, что он дембель и должен стараться вовсю. Вначале, когда только приехали, грузовик с кирпичами показался Паше не очень большим, и он, действительно, поверил Евздрихину, что они за пять минут перекидают всю эту машину. Но прошло уже, наверное, более часа, а кирпича в ней не убавлялось.
Признавшись себе в том, что папаша ему голову отвернет, когда все это закончится, Звонарев заныл:
– Товарищ прапорщик, у меня там отец с комбатом.
– Кто? – остановился Евздрихин. Он начал натужно соображать. – Отец, говоришь. Ну ты погоди, я сейчас по полевому телефону все товарищу подполковнику доложу, и он твоего папашу предупредит.
Евздрихин метнулся в дом, снял трубку полевого телефона и, действительно, сказал комбату невинную фразу: мол, взял одного солдатика по хозяйству помочь – ну какая фигня. Разве будет товарищ полковник своему штатному водителю препятствовать в таком необходимом в жизни вопросе, как домашнее хозяйство? Да никогда!
Из дома Евздрихин вышел довольный:
– Ну вот, теперь волноваться нечего. Я все сказал, и никто не возражал.
– Да как же так? – возмутился Паша. – Ведь мы с отцом уже полчаса назад как должны были выехать отсюда, у него в городе дела.
– Да, наверное, все дела отложил ради такого дела, чтобы сын оставил о себе добрую память, – улыбался Евздрихин. – Давай вон ложи аккуратнее, не кидай, а то боя будет много. Вон видишь, как я стопками укладываю? Так и ты давай стопками.
– Да я стопками-стопками.
– Вот-вот, стопками-стопками, – подбадривал его Евздрихин.
Где-то через три часа они ополовинили машину, и во дворе уже возвышалась приличная куча кирпичей. Спина у Паши ныла, руки кровоточили. Он проклинал все и вся, но теперь уже был настроен на то, чтобы всю эту машину до конца разобрать, и после чего, уж он надеялся, прапорщик отвезет его обратно.
К обеду, в то время как офигевший от суровых вливаний комбата Бекетов вместе со своими людьми прочесывал все казармы, все подвалы, столовую, баню, медпункт, прилегающие окрестности, весь парк; все заглядывали во все машины, сортирные дыры, помойки, прочесывали лесопосадки, стоящих на остановке пассажиров, ожидающих автобуса, расспрашивали про парня в лохматой шапке и дубленке, вот в это самое время товарищ прапорщик, заботясь о желудке дембеля, пригласил его в дом, где его жена собственноручно налила густого борща и поставила на стол небольшую бутылку.
– Ну че, давай сейчас перекусим, самогончика тяпнем и через пару часов добьем эту машину.
– Да мне надо ехать.
– Да куда тебе ехать? – возразил ему Евздрихин. – Нас еще водитель ждет, это вот на пятнадцать минут мы отвлеклись. Обед – дело святое, обед пропускать нельзя. А так бы тебе в части пришлось есть, сам подумай, в столовку идти. Ты лучше домашнего покушай, ты ж за два года ведь домашнего не ел.
Но не мог же Звонарев взять вот так вот напрямую и признаться, что его папа позаботился о том, чтобы именно два года он только домашнее и кушал. Тяпнули по пятьдесят, и за супчик. После супчика второе – картошечка с сальцем. Понятное дело, перед картошечкой еще тяпнули.
Когда набравшийся смелости водитель постучался во входную дверь и появился на пороге, жена Евздрихина всплеснула руками и пригласила гостя за стол. Водила «КамАЗа» недолго помнил то, что он за баранкой и ему надо ехать, при виде чистого, как слеза, деревенского самогона.
Подкрепившись, бригада вновь вышла на улицу. В машине оставалась одна треть, и теперь водителю приходилось в кузове подтаскивать кирпичи к краю, что сделало его работу более интенсивной. В голове приятно шумело. Казавшиеся недавно ватными ноги как-то сами ходили вперед-назад, спина сама разгибалась-нагибалась. И не замечая уже никакой усталости, Звонарев на автомате работал, не покладая рук. Евздрихин улыбался, глядя на разошедшегося пацана, не забывая его похваливать и говорить о том, что дембельский аккорд – это самое важное задание в жизни любого оканчивающего службу солдата.
Обычная тумбочка в кабинете комбата с выдвижными ящичками была наполнена необычным содержанием. Во-первых, вместо трех выдвижных ящиков у комбатовской тумбочки было только два: верхний и нижний. В нижнем ящике стояли друг с другом бутылки с водкой, а в верхнем была закусь. Всегда. Сейчас, в очередной раз отодвинув ящик и посмотрев на то, что небольшой запас из четырех бутылок уже ополовинился и нужно было доставать следующую, Стойлохряков с завистью посмотрел на народного депутата, у которого по-прежнему было ни в одном глазу, хотя самого подполковника уже влегкую повезло. Еще одна бутылочка – и будет хорош. А если придется и четвертую захватить, то тогда можно будет говорить о том, что день на работе прошел не зря. Но водку приходилось тратить по простой причине, дабы не слишком Звонарев ерепенился. Пока он его поит, у Бекетова есть время на то, чтобы обнаружить этого сопляка.
«Вот появится он здесь, я ему лично морду набью», – думал Стойлохряков. Потом отверг это решение, поскольку при родном папе такие вещи делать нежелательно. А папа влиятельный, мать его ети, и с деньгами, что хорошо.
– Ну что, еще по одной? – предложил Стойло-хряков. На что Звонарев лишь кивнул головою, дабы не утруждать язык словом «да». Оно и так понятно – два мужика сидят, не обедают, пьют.
Вытащив на стол банку сардин, подполковник вопросительно посмотрел на своего визави. Тот, не дожидаясь приглашения, взял с газетки консервный нож.
– Ну что, когда там моего пацана найдут?
– Да найдут, на хрен. Поработают и найдут. Ах ты, сука! – воскликнул Стойлохряков, вскочил со своего места и рубанул кулаком по столу так, что бедная крышка хрустнула.
– Что такое? – перепугался Звонарев.
– Я его сейчас, бля, своими руками вздерну. Ну-ка, поехали, бля! Хватит тут сидеть!
Отобрав у Звонарева уже наполовину открытую банку с сардинами, он отбросил ее в угол и вышел в приемную. Спускаясь мимо дежурного, Стойлохряков крикнул:
– В моем кабинете все убрать!
Папа, ищущий сына, и командир части, ищущий пропавшего солдата, плюхнулись в иномарку народного депутата и понеслись в поселок.
– А мы куда едем? – спрашивал по дороге Звонарев-старший, поглядывая на красного от злости Стойлохрякова.