Витя отклонился назад и полетел со стула на пол. Казбек рассмеялся, а вместе с ним и остальные солдаты. Витя наконец стал одеваться, и Света, глядя на него, перестала выкобениваться и тоже засобиралась.
Размахивая ружьишком в пьяном угаре, Маша неожиданно решила, что полчаса, отведенные ею на мораторий против убийства, закончились. И теперь она должна порешить одного из заложников, дабы ни у кого не осталось сомнений в ее намерениях. И кого же ей сделать жертвой? Хищница плотоядно поглядела на обреченных людишек и ткнула пальцем, на счастье заместителя начальника милиции, в его шефа.
Замначальника не знал об этом, он ждал вестей от посланного им патруля, но где-то внутри у него все колыхалось.
Робко ступая босыми ногами по выложенному кафелем полу, милиционер подошел к раскрасневшейся от жары и самогона женщине.
– Я думаю, что уже полчаса прошло, – сказала она.
– Так у тебя часов нет, – хватаясь за соломинку, возразила жертва.
– А это неважно, у меня в голове часы.
Простаков, несмотря на угрозу выстрела, возразил со своего места:
– У тебя они неправильно идут!
– Это почему?! – воскликнула Маша.
– Молчи! – пытался оборвать его Шпындрюк, но Леха не слушал.
– Это потому, что все бабы – дуры.
– Ах ты, сволочь! – воскликнула в сердцах Поликарпова, толкнула рукой начальника милиции, так что он едва не поскользнулся и не упал на лавку, и бросилась напрямую к Простакову. – Ну-ка повтори то, что ты сказал!
Леха, увидев перед собственными глазами два ствола, нахмурился.
– А че я сказал? Ниче такого. Вообще ничего не говорил. Вам послышалось.
– Встань, сволочь! – кричала террористка. – Ты умрешь первым.
Леха поднялся с колен, которые очень сильно болели, на ноги во весь свой двухметровый рост и посмотрел сверху вниз на женщину.
– Где убивать меня будешь? – спокойно справился он и неожиданно схватился за ружье. А дура возьми да выстрели! Стволы нагрелись, и Леха был вынужден отдернуть руку от оружия.
Но мгновением раньше ему удалось выдрать ружье из рук женщины, и теперь оно лежало между ними на полу, а в верхнем углу на стыке стены и потолка красовались очередные пробоины от дроби.
Резинкин, стоя рядом с Простаковым, схватил лежащее на полу ружье и, несмотря на тепло, исходящее от стволов, не выпускал его из рук. Но бедолага сделал это таким образом, что сейчас два ствола смотрели ему в грудь.
Машке осталось только снова схватиться за ружье и положить палец на курок. Леха замер. Наступила гробовая тишина. То, что пьяная женщина находится в неконтролируемом состоянии, было всем очевидно. В любую секунду мог раздаться выстрел, и душа Резины, отделившись от тела, понеслась бы в неведомые дали.
– Вставай, – прошептала она, тыкая стволами в Резинкина. Витек поднялся. – Как тебя зовут?
– Витя, – прошептал ефрейтор.
– Ах ты, мать твою! – снова заголосила женщина. – Да тебя зовут точно так же, как и моего муженька! У тебя, вообще, шансов нет! Понимаешь? Нет шансов! Есть еще Викторы? – она посмотрела на стоящих на коленях мужиков.
Было еще два Виктора, но никто не сознался. Она так ненавидит это имя, зачем же подвергать себя еще большей опасности. И без того каждый может оказаться на месте этого мальчишки.
– Ты! – выла баба. – Ты будешь связным. Сейчас выйдешь на улицу и передашь мои требования.
– Так Фрол же пошел, – возразил Резина.
– Убежал твой дружок! Нечего ждать! Сейчас ты пойдешь в милицию и все расскажешь! Пусть они сюда ведут этих двух голубков. Я уж с ними сама побеседую.
С позволения бандитки, Витек надел на себя штаны, накинул фуфайку и вышел на улицу. Вокруг бани колыхалась толпа, менты стояли с серьезными лицами, преисполненные значимости. Старший нашелся быстро. Выслушав требования, предъявляемые Поликарповой, замначальника просил передать, что наряд уже выехал и скоро приведут тех людей, которых она хочет увидеть.
Два сержанта на машине подъехали к дому Светы и хотели уже входить, как на крыльце появились солдаты и интересующие милиционеров персоны. Менты вначале вытаращили глаза, затем осторожно поинтересовались у военного патруля, куда это они собираются забрать таких дорогих на данный момент граждан.
Фрол, преисполненный собственного достоинства, растирая по роже угольные разводы, со всей решительностью произнес: мол, не ихнего ума дело. На что оба сержанта полезли за табельным оружием и застроили всех шестерых на крылечке.
– Вы не можете их забрать! – завыл Валетов. – Там заложники в бане, террористка этих людей требует.
– По распоряжению заместителя начальника она никогда не увидит этих людей, – возразил сержант, защелкивая наручники на запястьях Виктора.
– Вы не имеете права меня арестовывать, – твердил горе-любовник, но на него никто не обращал внимания.
Света, после того как и на ней замкнулись браслеты, принялась рыдать:
– Что я такого сделала, за что вы меня забираете?
Менты ничего не хотели слушать. Они усадили задержанных на заднее сиденье машины и уехали восвояси. Валетов схватил руки в ноги и ринулся бежать обратно к бане. Кадакоев только посмотрел ему вслед, посмотрел на открытый дом и сплюнул.
А в это время его товарищ Забота предлагал некоторое время погостить в доме и поискать что-нибудь для успокоения собственного постоянно голодного организма.
Переговорив с начальником, Резинкин сообщил, что ему надо бы возвращаться обратно, а не то она застрелит его товарища. Но старший милиционер решил иначе. Он заставил Резинкина отойти от бани и взял в руки мегафон.
– Мария Поликарпова! Выходите из бани с поднятыми руками!
Прошло не более двух минут, как из бани стали раздаваться мужские крики: «Не надо!», «Не стреляйте!», «Не заходите!». Слушая все это, толпа, сбежавшаяся к бане, ахнула. А тем временем по залу прохаживалась в одном измокшем от пота платье Маша и, размахивая ружьем, требовала, чтобы все мужики орали и молили о пощаде.
После того, как по мегафону раздалась речь главного милиционера, из бани начали выбегать перепуганные, бледные женщины со своими котомками и вениками. Они не понимали, что происходит, и тут же пытались войти в курс дела, сливаясь с толпой.
Замначальника похвалил себя за правильность действия, наблюдая, как слабая половина человечества беспрепятственно покидает ставшее опасным здание из-за засевшей в отделении для сильной половины человечества сумасшедшей женщины. Он и подумать не мог, что выстрелов из ружья за огромным количеством дверей и толстыми стенами в соседнем отделении просто не слышат. И если бы не мегафон, то сидели бы там и дальше.
А между прочим, поскольку не последние мужики пошли в баню, большинство захватило и своих жен.
Толстухи Шпындрюка не было, а вот все остальные дамы также использовали заведенную Шпындрюком традицию для того, чтобы собраться и весело посудачить о том о сем, вперемежку с таким нужным делом, как мытье, парилка и похлестывание себя веником.
Через некоторое время все женское отделение опустело, а руководитель антитеррористической операции ходил гоголем.
Когда Валетов снова подбежал к бане, осада не принесла никаких ощутимых результатов. Резинкин сидел в милицейском «уазике» и пил чай.
Фрол посмотрел на женщин, перепуганных тем, что их мужья остались в заложниках, и подошел к начальнику милиции:
– Вы так ничего и не сделали? Почему вы не отдали ей Витьку и Светку, пусть бы она с ними забавлялась.
– Ты думаешь только о своих друзьях, а я должен о всех людях думать. Видишь, уже сколько народу вытащил? – показал на женщин руководитель операции по освобождению заложников. – И отойди, солдат, хватит тут болтаться под ногами. Серьезное дело.
– Она никого еще не убила? – Фрол волновался не на шутку, ведь он пережил выстрел в стену. – Но как же теперь совладать с ней? Вы что, не будете заходить в здание?
– Нет, – покачал головой руководитель операции, – я буду ждать спецназ из Самары. Сами мы туда не полезем, будем держать оцепление.