Когда Евздрихин заносил мертвецки пьяного офицера в дом, жена никак не реагировала, ей, казалось, все безразлично. На этот раз она уже не встречала мужа, а сидела в старом кресле и наблюдала, как прапорщик кладет тело в коридоре. Пожелав спокойной ночи, Евздрихин удалился. А когда он выходил на улицу, то слышал, как что-то бьется обо что-то, и пьяные крики с мольбами о пощаде капитана Паркина:
– Не надо! Остановись ты, дура! Я ничего не делал! Что такого, если я выпью немного?!
Больше Евздрихин ничего не слышал, он уже думал о предстоящей беседе с Валетовым.
Валетов на пару с Тимуром Балчу вис в суточном наряде по складам. Ни тот, ни другой не удивились появлению прапорщика Евздрихина. Прапорщик, он на то и прапорщик, чтобы заниматься военным хозяйством. Но когда «усатый таракан» предложил Валетову сигарету, тот, будучи опытным психологом, сразу сообразил, что предстоит некая беседа на неизвестную тему. Но он готов, он всегда готов пообщаться с любым военнослужащим. Переговоры – это его конек.
Сели, закурили. Балчу при появлении прапорщика приоткрыл сонный глаз, перевернулся на другой бок и продолжил давить на койке.
– Вам здесь сегодня до шести сидеть?
– До шести, – подтвердил Валетов, затягиваясь. – Фиговые у вас сигареты, товарищ прапорщик.
– Привычка – вторая натура, сынок. Ты забыл одну хорошую истину, что подчиненные старшим в жопу не смотрят.
– Извините, товарищ прапорщик, вырвалось. На гражданке я сигареты дешевле чем доллар за пачку не курил.
– А что ж в армию попал, раз такой крутой?
Фрол прищурился, раздумывая, говорить ему или нет. А впрочем, что он ему сделает?
– Да наехали на меня, товарищ прапорщик. Пришлось дела бросать, в армии скрываться. Не знаю еще, вот вернусь, простят мне иль нет.
– Может, придется остаться?
Реакция потрясла Евздрихина. Валетов вскочил и вытаращил глаза на усатого.
– Да вы что?! Вы че, считаете, что я совсем, что ли, это...?
– Да ладно, я пошутил. Смотри-ка, как ты живо реагируешь.
Валетов опустился на лавку.
– Так че хотели-то?
Вот какой шустрый! Евздрихин, для того чтобы сбить нахальный молодежный темп, выдержал паузу:
– Вы две недели назад огород копали?
– А-а-а. Там такая хозяйка высокая, блондинистая, м-м-м! – сразу вспомнил Валетов. – Все вокруг нас крутилась, показывала, как нам копать, под каким углом да в какую сторону. У Резинкина, помню, все сапоги были слюнями залиты. Повезло капитану, да, товарищ прапорщик? Каждый день прет такую кралю, а мы тут ходи с лопатами.
– Ниче, еще найдешь себе, – успокаивал его Евздрихин. – Ты мне лучше скажи, пока вы копали, вы все время там были или уходили куда?
– А че случилось? – Валетов был не дурнее Резинкина и сразу просек, что вопрос неспроста. Начал лихорадочно перебирать в голове, чего бы они такого могли там сотворить, что не понравилось капитану. Витек вроде сказал, что тот остался доволен. Так зачем эти расспросы спустя две недели? – А че, мы что-то не так сделали?
– Не знаю, – протянул прапорщик. – Судя по тому, как ты говоришь, все вы сделали хорошо, да под контролем хозяйки.
– Ну так а в чем же проблема?
Евздрихин уже знал, с какого бока подойти:
– Да, понимаешь, пока вы копали, из дома украли двухкассетник. Вот ты вспомни. Ни Резинкин, ни Простаков, они никуда не отлучались на некоторое время?
Валетов поглядел на прапорщика, как на только что уродившегося.
– Петр Петрович, – Валетов излучал невинность, – да вы сами подумайте, вот даже если бы они и уходили куда-нибудь, разве бы я вам сказал?
– Нет, не сказал бы. – Евздрихин согласился. – Но здесь иная ситуация. Ты до конца все понять не можешь, и рассказать тебе я не могу – знать ты не должен. Вот скажи мне, может, уходил кто из них.
– Да нет, ну мы все время втроем были.
– Втроем все время? – переспросил Евздрихин. – Да-а-а, это хуже.
– А че же хуже, когда втроем? Все нормально. И хозяйка тут контролирует процесс.
Евздрихин кинул бычок и достал еще одну сигарету.
– Че-то вы много курите, товарищ прапорщик.
– Послушай, Фрол, ты подумай-ка еще разок, никто не отлучался?
– Да подумаешь делов-то – двухкассетник! Че, дорогой, что ли? И куда хозяйка глядела? Или она из дому выходила?
– Не знаю, меня вот товарищ капитан попросил побеседовать с вами, может, кто что вспомнит?
– Да кто че вспомнит, – пожал плечами Фрол. – Никто уж ничего не вспомнит, дело-то давно было.
– Да ну, как давно. Можно сказать, что и недавно, – не согласился Евздрихин.
– Я вот запомнил, товарищ прапорщик, как я на огороде товарища капитана устал очень. У него ведь участок знаете какой? О-го-го! Это вот Лехе, ему все равно сколько копать, а я так не могу. Я городской житель, мне много трудиться нельзя. Вот еще наряд по складам – это ничего, это терпимо.
– Да, целые сутки жрать и спать, – согласился прапорщик, – это любой выдержит.
– Не скажите, здесь тоже умение нужно. Вот сосредоточиться надо на том, чтобы целый день продрыхать и всю ночь. А если невмоготу, то садишься и в карты играешь.
Евздрихин был раздосадован своим собственным плоскоумием. Он не знал, как ему раскрутить своих собеседников в нужном направлении, так, чтобы они при этом ничего не заподозрили. Ну нельзя же напрямую спрашивать: трахали вы капитанову жену или нет.
В очередной раз Евздрихин волок на себе Паркина. Отпускать одного капитана в поход на поиски собственного жилья в двенадцать часов ночи по утонувшему во тьме поселку нецелесообразно, так как он больше к нему может не прийти и своих бутылок на стол не поставить.
А капитана Евздрихин считал порядочным человеком, потому как тот приходил в гости не с пустыми руками. Правда, сам и выпивал большую часть. Ну так это же разве плохо? Пусть человек после работы отдыхает душой.
Евгения глядела телевизор, будучи во всеоружии. И когда около двенадцати Евздрихин, уже не стуча в калитку и в дверь, на которой были открыты все замки, положил ее мужа на пол, пожелал спокойной ночи и удалился, она прошла к холодильнику, вытащила огромную кастрюлю остуженной воды и, не жалея муженька, выплеснула всю ее на пьяненькую, что-то там бормочущую про «простите», головенку. После того как муж принял холодную ванну, она схватила его и потащила в комнату.
Посадив его в кресло, стала бить капитана по щекам и, когда он вернулся в этот мир, спросила его:
– Мне что, избавиться от ребенка?
Он замотал головой:
– Нет, ходи, – и для того, чтобы не вызывать у супруги подозрений по поводу собственных сомнений насчет происхождения плода, сообщил ей, что это он от радости.
Немного успокоившись, она раздела его и положила на кровать, удивляясь сама себе – откуда берутся силы ворочать здорового мужика.
Прапорщик обнаружил Леху в роте. Вначале он увидел сидящего на карачках и надраивающего полы рядового Кислого и затем ассистирующего ему и вовремя меняющего зубные щетки рядового Ларева, а в дальнем углу, на нижней койке, лежал непосредственно тот, к кому и пришел с разговором Евздрихин.
Леха даже сел на кровати:
– О! Товарищ прапорщик, а я вот, видите, тут порядок навожу в казарме. А то вдруг товарищ полковник зайдет, а у нас тут бардак, мусор, пыль на полу. Это неправильно.
– Да, – согласился Евздрихин, глядя на двух духов, шуршащих с великим усердием. – Ты помнишь, как две недели назад огород копал?
– Я-то? – Простаков улыбался. – Я помню, очень хорошо помню. А еще думаю, что это должен запомнить Фрол, который лопату из рук не выпускал.
– Жестокий ты будешь дедушка, Простаков, – предположил Евздрихин.
– Да ну, что вы, товарищ прапорщик, по сравнению с теми дедами, которых я пережил на своем веку, я просто ангел во плоти!