Если бы он не выронил ключ от двери, он мог бы не заметить бледную прозрачную фигуру в конце аллеи рядом с домом, где располагалась его квартирка. Привидение выглядело, как лысый лейтенант воджеков с пышными белыми усами.
- Микз? – прошептал Кос. Забыв про ключ, он бросился по аллее к призраку, но поскользнулся на мусоре и споткнулся, едва удержавшись от падения. Когда он поднял голову снова, фигура уже исчезла.
Микзил Зюник был мертв уже пятьдесят семь лет. Кос безо всяких сомнений знал об этом. Он своими глазами видел, как все случилось. Он видел призрак Зюника, видел, как он безвозвратно растворился в уличной мостовой. Пятьдесят семь лет назад. Привидения в Равнике попросту не могли существовать так долго. Все это знали. Это было невозможно. Галлюцинация, рожденная чувством вины и вызванная его повышением, которое шло в разрез всему, чему его учил Зюник. И даже через шесть десятилетий, это чувство вины было готово ожить при малейшей провокации.
В конце концов, Кос сам убил Зюника.
Кос встряхнул головой, повернулся, и поплелся обратно к упавшему ключу. Первые тяжелые капли дождя начали падать с темных небес, и Кос долго еще стоял, наблюдая холодный ливень, перед тем, как, все же, открыть дверь и шагнуть внутрь.
Глава 4
Ни одна из гильдий не имеет права контролировать доступ или перемещение полюбой дороге, улице или тракту, относящемся к Большой Магистральной Сети.
Ночь опустилась на Столицу Равники словно душное шерстяное одеяло. Черные башни освещали небо мириадами огней и придавали мегаполису туманный ореол всех цветов радуги. Каменные титаны выглядели божествами, стоящими на пульсирующем сердце поверженного волшебного мира. Фонн полагала, что это сравнение ничем не хуже любого другого. Молодой полу-эльфийке удавалось избегать столицы десятилетиями, но возможность сопровождать действительного члена Конклава Селезнии – едва ли не единственного, кто регулярно покидал надежную защиту Виту Гази для представления интересов Конклава по всему миру – была честью, от которой ни один эскортный охранник ледев не мог отказаться. Дорога в столицу, давшая ей жизнь, была длинной, как в километрах, так и в годах. Для Бираказира, златошерстного волка, везущего ее на себе, это было всего лишь окончанием очередного долгого путешествия в череде таких же долгих путешествий.
Фонн подалась вперед в седле и прошептала на ухо животного, везущего ее по древним булыжникам: «Мы почти на месте, Бир, - шептала она, - держи нос по ветру».
Волк Бираказир ответил, в своем стиле, тихим звуком, напоминающим наполовину собачий лай, наполовину вздох облегчения.
- Ты что-то сказала,Фонн?
- Святейшество, я уже вижу место нашего назначения, - сказала она. Локсодон, идущий рядом с ней, поднял свою слоновью голову и устремил взгляд белых слепых глаз в сторону мегаполиса. Белки его глаз составляли две вершины треугольной татуировки, покрывающей его серое кожистое лицо. Верхней вершиной треугольника служил драгоценный камень бледно-зеленого цвета, инкрустированный в кожу Байула, между его широкими, мягко колышущимися ушами. Не замедляя мерный тяжелый шаг, он кивнул и погладил волка по холке.
- Я рад, - сказал он. Его глухой голос звучал одновременно внушительно и нежно, словно песнь дриады. Его белые льняные одежды колыхались на холодном ветру, дувшем им в спину. – Я уж думал, мы не успеем к назначенному сроку.
- Вы гораздо быстрее, чем Вы выглядите, Святейшество, - сказала Фонн.
Фонн предлагала свое седло Святому Байулу в начале путешествия, согласно этикету, но ее подопечный, весящий в полтора раза больше Бираказира, вежливо отказался. Его народ не был приспособлен к верховой езде.«Это компромисс, мой милый друг ледев, - сказал тогда Байул, - этот хобот убьет меня когда-нибудь, но мои старые ноги будут ходить всегда».
- Боюсь, воздух не становится свежее, - сказал локсодон и, словно в подтверждение своих слов, трубно чихнул. – Я давно не был в столице Равники. Я уже и забыл.