- Так вот, да? - сказал Кос. – Я отдал Лиге больше семидесяти лет, и стоило мне лишь указать на очевидное, как Вы меня отстраняете?
- Кос, - сказал Фаскин. – Ты уже отстранен. Считай, что это отпуск. Пойдемте, констебль. Этому гражданскому лицу нужно восстановить силы.
- Сэр, возможно, мне стоило бы задержаться здесь немного и скоординировать стратегию для оперативной группы.
- Ты желаешь присоединиться к его отстранению? – спросил Фаскин. – Он не имеет никакого отношения к оперативной группе, кроме как в качестве свидетеля.
- Тогда, возможно, мне стоило бы взять показания у… у свидетеля, - сказала Пушок.
- У меня нет времени на пререкания. У меня встреча с начальством через пятнадцать минут. Хочешь остаться здесь, замени охранника в коридоре, но он должен быть здесь, один.
- А зачем это здесь выставили охранника? – спросил Кос.
- Чтобы убедиться, что никто не попытается закончить начатое на твой счет, - сказал Фаскин. – Но я бы еще добавил к его обязанностям, «Удерживать Коса в этой палате». Вы меня поняли,констебль?
- Да, сэр, - сказала Пушок. – Лейтенант, я буду в коридоре, если Вам понадобиться помощь.
- Спасибо, - сказал Кос. Он чувствовал себя очень уставшим, очень старым и преданным этим жалким административным маневром Фаскина. Воджеки не поступают так со своими коллегами, особенно, когда в деле фигурирует погибший напарник. Он едва заметил, как ангел и капитан воджеков формально пожелали ему скорейшего выздоровления и покинули палату. Он слышал, как они обменялись парой приглушенных слов за дверью, затем одна пара ног удалилась – Фаскин ушел, оставив Пушка за дверью.
Он был один в палате, наедине со своими мыслями. А они для него были наихудшей компанией из всех возможных. Ему не особо нравился Борка, но он был его напарником. Не было более священного расследования для ‘джека, чем расследование гибели своего напарника. Поэтому оно было особо выделено в Пакте Гильдий, Муниципальных Постановлениях и Офицерском уставе.
Что-то пошевелилось на краю периферийного зрения Коса, но когда он повернулся, он ничего не увидел. Медсестра сказала, что у него было сотрясение, в придачу ко всему остальному. Была ли это галлюцинация вследствие него?
Снова, бледная вспышка в противоположном углу палаты. И когда он посмотрел в ее сторону – ничего не увидел.
- Привет? – сказал Кос, чувствуя себя нелепо. Ответа не последовало. «Стареешь, Кос», - пробормотал он. Ему нужно было отдохнуть, но он только что провел три дня в коме, и сон был последним в списке его желаний. Может быть, если он сменит позу, это как-то облегчит зажим гипсовой повязки на его руке.
Кос лег на спину и уставился в потолок. Точнее, уставился бы, если бы призрачный образ лысого воджека с пышными усами не заслонил его поле зрения.
Его первым инстинктом было желание убежать, но этот вариант даже не рассматривался в связи с тем, что он, по сути, был прикован к постели своим ослабленным состоянием. Он не хотел орать по целому ряду причин, не последней из которых, был тот факт, что он вовсе не был уверен в том, что на самом деле видит то, что он думает, что он видит.
Кроме того, если это действительно был тот, на кого он был похож…
- Микз? – прошептал Кос. – Сэр?
Фигура кивнула один раз и подняла призрачную руку.
- Что ты… - сказал Кос. – Ты уходишь?
Призрачный образ Микзила Зюника не помахал ему рукой на прощанье, он протянул ее и прижал ладонь ко лбу Коса. Она была холодной и влажной.
Глава 13
В момент, когда нарушение Постановлений приобретает личный характер, офицер теряет объективность, и все его выводы с этого момента являются сомнительными. Единственными исключениями являются случаи, связанные с убийством действующего напарника. В таких случаях, любой запрос от выжившего офицера о расследовании гибели его напарника не может быть отклонен, если здоровье указанного офицера отвечает физическим и психическим стандартам, требуемым для действительной службы.
Исходя из законов гравитации, Кос понял, что лежит на спине. Холодная плоская поверхность, на которой он лежал, должно быть была полом лазарета. Не открывая глаз, он позволил боли, сводившей все его тело, подсказать ему, где он находился. Он понял, что упал, поскольку лежал он возле своей койки, одной ногой запутавшись в простынях. Его сломанная рука стонала от дикой боли - по всей видимости, на нее пришлась вся тяжесть падения на пол. Голова раскалывалась от пульсирующей боли в затылке. Его ушей достиг глухой рев потока крови в венах, сопровождаемый икотными толчками, равномерными, но, пожалуй, более частыми, чем они должны были быть, говорящими о том, что у него все еще бьется сердце. Хороший знак.