— Да, пожалуй, — без особой охоты согласился министр.
— Это нехорошо, господин военный министр! — с явным неодобрением заметил доктор Юлиус и укоризненно покачал головой. — Наше правительство и в первую очередь генеральный штаб заинтересованы в прочном тыле. Об этом говорилось и царю, но вы как военный министр лучше разбираетесь…
— Мы, герр доктор, делаем, что можем! — с обидой в голосе сказал министр.
— Что можем, что можем… — усмехнулся доктор.
— Разумеется, и то, что нужно!
Доктор Юлиус откинулся назад, и его гладкое, холеное лицо вдруг приобрело выражение жесткости.
— Вы, господин генерал, не только министр, но и государственный деятель. Завтра вы можете и не быть министром, но государственным деятелем, мой друг, обязаны быть всегда. И вопрос с партизанами, мне думается, надо решать по-государственному…
— По-моему, мы решаем его именно по-государственному, — залился краской министр. — Так называемые партизаны — это, в сущности, горстка мальчишек, к тому же плохо вооруженных, единственная забота которых — скрываться от преследования карательных частей. Мне кажется, если мы поднимем шум, вышлем против них и воинские подразделения, мы чего доброго еще посеем сомнения в прочности нашей власти. Люди подумают — и не без основания, что или власть слишком слаба, или партизанам, может, нет числа, раз против них бросают такие силы… Речь, как видите, идет о политике… Но в рамках полиции и жандармерии мы действуем с необходимой твердостью. Министр внутренних дел, надеюсь, познакомил вас с некоторыми нашими новыми методами, которые, надо думать, дадут эффект…
Доктор Юлиус покачал головой.
— Мне кажется, господин генерал, вы просто недооцениваете опасности, создаваемой партизанами. Не знаю уж, как вам втолковать, но я уверен, что в настоящий момент — это ваша главная национальная опасность. Даже такое важнейшее обстоятельство, как исход этой гигантской войны, имеет для вас меньшее значение, чем исход битвы с коммунистами. Это вопрос вашего существования, вопрос жизни и смерти!
Военный министр оторопело посмотрел на собеседника. Он слыхал это не впервой — подобные мнения высказывались и в министерстве, и в кабинете министров, но никогда еще они не доходили до него с такой страшной убедительностью! И дело было не в самих словах, а в страстном тоне доктора Юлиуса, в его серьезном, напряженном лице, в остановившемся, холодном взгляде — во всей этой неожиданной и пугающей перемене во внешности розового доктора. Вопрос жизни и смерти! На генерала повеяло холодом, хотя в комнате было тепло, сияли электрические лампы. Ему вдруг стали ужасающе ясны и реальность этой угрозы, и его собственная пассивность, и бездонная, черная пропасть, куда его толкали события.
— Да, пожалуй, мы делаем еще не все, — промолвил тихо генерал.
— Вот видите? А надо делать! И своевременно. Вы знаете, как поступают с мухами? Сонная, безжизненная муха зимой — невелика опасность. Но ее надо безжалостно уничтожить, иначе к осени она расплодит миллионы и миллионы.
— Понимаю! — словно загипнотизированный, согласился генерал.
— Вот так обстоит дело и с партизанами. Чтобы облегчить себе задачу и сэкономить свои усилия, вы должны еще с самого начала нанести им решающий удар. Чем раньше, тем лучше… Уничтожьте их, истребите на корню! Или в крайнем случае изолируйте, отрежьте от населенных пунктов… Вы понимаете, господин генерал; не так страшны сами партизаны, как толки о них, отзвук их дел; как тот дух отрицания и смуты, который они сеют среди населения. Ни в коем случае нельзя допускать их контакта с населением. Всякое соприкосновение с ними ведет к распространению заразы…
Какой-то юноша в темных полосатых брюках — его на ужине не было видно — вошел в комнату и поклонился:
— Господина министра просят к телефону…
— София?
— София. Военное министерство.
Инженер движением руки отослал секретаря. Лицо доктора Юлиуса опять стало розовеньким и гладким, глаза смотрели добродушно. Закурив сигарету, он добавил обыкновенным голосом:
— Я говорю вам это, господин министр, от имени нашего правительства. Это, разумеется, и в наших интересах, но куда более — в ваших…
Министр встал и учтиво поклонился. А когда через несколько минут он вернулся, все гости снова собрались в «болгарском» уголке и пили вермут, поданный в рюмках из богемского хрусталя. Только хозяина не хватало, но и он вскоре возвратился — с любезной маской на грубом лице. Разгоряченные танцами и вином, гости оживленно разговаривали. Только министр сидел в углу молчаливый и подавленный. Он побыл еще с полчаса (за это время он несколько раз ловил на себе испытующий взгляд доктора), после чего, извинившись, откланялся и вышел в сопровождении хозяина. В большом, ярко освещенном зале неуклюже танцевали генерал фон Зиммель и рыжая дама. Военный министр не без труда изобразил беспечную улыбку, но глаза его оставались хмурыми. Бессознательно потирая печень, генерал стал неторопливо спускаться по белой лестнице. В дверях инженер попрощался с ним — на этот раз уже с неподдельной любезностью, как с человеком, взвалившим на себя и его собственное бремя — и, задумавшись, вернулся в комнаты.