— Кто же так наматывает портянки? Дай я тебе покажу…
Старик наклонился и проворно стянул ему ногу стиранными портянками.
— Видал? Теперь обувайся!
— Готовы? — строго спросил Тимошкин, а затем обернулся к солдатам. — Ну, что ж, товарищи, не поминайте лихом. Взяли мы у вас пару-другую сапог — ну, да беда невелика. Семь бед — один ответ, как говорится. Так ведь?
— Да уж чего там! — вздохнул уныло круглолицый солдат.
— Ну, ладно, нечего считаться. Зла мы вам не хотим. Мы лишь делаем свое дело, и дело это не только наше, а общее, всего народа. Вы это скажите всем солдатам, вашим товарищам по казарме. Партизаны не убивают солдат — мы только, ежели на нас нападут, обороняемся от них. И делаем это для всего народа — чтобы спасти его от пропасти, куда его толкают фашисты, сбросить с его спины эксплуататоров. Не захотели уйти с нами в горы — воля ваша, поступайте, как знаете. Хотя, поверьте мне, придет день, и вы об этом горько пожалеете. Я говорю это к тому, чтоб вы не затаили на нас обиду…
— Понятно, товарищ, — все так же уныло, но с какой-то сердечной ноткой ответил один из пленных.
— Ну, всего! Не обижайтесь, братцы. И не очень-то болтайте начальству. Сколько нас, вы не знаете и сами, а спросят — скажите много.
Как только группа растворилась в темноте, огромные, высоченные скирды сена разом занялись огнем. Клубы густого белого дыма, озаренного алым пламенем, взметались в воздух, а затем плавно опускались на кукурузные поля, словно таяли в молочном тумане. Дым постепенно становился не таким удушливо густым, а длинные огненные языки, алчно лизавшие черноту неба, становились все ярче и ожесточенней. Вскоре группа ступила на колею, шедшую почти что параллельно шоссе, что вело в околийский центр. Там партизаны дождались товарищей, которые остались, чтобы поджечь скирды. Командир подсчитал людей и негромко распорядился:
— Будем двигаться на восток по колее и как можно быстрей. Арьергард заметет следы… Пырван, бери людей и за дело!
К этой маленькой партизанской хитрости они прибегали уже не раз и знали, что надо делать. Арьергард двинулся на юг, чтобы сбить с толку преследователей, а затем тропинками и межами вернулся на колею. Эта несложная операция, выполненная четко, быстро и уверенно, все же задержала немного партизан, и, миновав опасную зону, они зашагали на пределе. Где-то между Златарицей и городом бойцы увидели, как навстречу движется сверкающая вереница огней. Лучи автомобильных фар прорезали темень и, казалось, подозрительно прощупывали придорожные участки. Машины, должно быть, спускались под уклон: партизаны ясно различали расположенные симметрично, на равном расстоянии друг от друга, пары электрических глаз. Свет приближался, становился все ярче. Бойцы не мешкая залегли в кустах. Рев моторов резко усилился, и машины прошли в какой-нибудь сотне метров от партизан. Волчан, который наблюдал за дорогой, тихо шепнул:
— Каратели… Что-то слишком быстро примчались…
— Готовы были, — вздохнул комиссар.
— Вот не думал, что дорога так близко. Прямо под самым носом проехали.
— Проехали и уехали…
— А могли бы встретить их залпом, — огорченно заметил командир. — Разбежались бы, как цыплята.
Грузовики меж тем удалялись, и размеренный гул моторов стал постепенно ослабевать. Волчан снова поднял колонну и, пропуская бойцов вперед, поторапливал:
— Шире шаг!
Колонна пересекла главное шоссе, совсем пустынное в эту пору, и километрах в двух от города опять свернула в поля. Шли торопливо, без лишней осторожности — то тропинками, то проселками, но больше напрямик по жнивью, все в одном и том же направлении — на восток-юго-восток. Небо над ними посветлело, мягкий полуночный свет залил широкую равнину. Бойцы уже выбрались на пространство, где их никто не ждал и не искал, и чувствовали себя свободней. Перед ними расстилалась равнина, сплошь засеянная кукурузой и подсолнечником, пересеченная кое-где обширными плешинами, жнивьем и черными полосами под паром — бесконечная тихая равнина, которая неуловимо поднималась вверх. Села здесь попадались реже, меньше дорог перерезало поля, и так как не было бахчей и виноградников, вряд ли тут могла произойти нежелательная встреча. Партизаны воспользовались этим и летели над безмолвной равниной, словно черные птицы. Каждый пройденный километр приближал их к невысоким предгорьям, поросшим реденьким мелколесьем — к той спасительной для них зоне, где уж ни полиция, ни армия не были им страшны.