— Сюда, ребята! — повторил он тише и только сейчас услыхал и сзади, и слева, и справа от себя треск ломающихся кукурузных стеблей.
Бай Атанасу помогла случайность. Перед беглецом внезапно выросла ограда, окружавшая фруктовый сад, и он, не заметив колючей проволоки, зацепился за нее штанами. Пока он выпутывался, рука сыровара ухватила его за ворот, рванула и повалила наземь. Беглец в отчаянии попытался укусить эту руку, но сыровар сжал его рот и все лицо заскорузлыми железными пальцами. Беглец притих и захрипел.
Первым, запыхавшись, подоспел командир, а за ним несколько бойцов. Три пары рук легко, как мешок сена, подняли сухощавого незнакомца и поставили его на ноги. Сыровар, прерывисто дыша, всматривался в его лицо. Это был обыкновенный деревенский сторож в рваной коричневато-зеленоватой форме, с тонкой шеей и испитым лицом, лет около сорока. Маленькие его глазки затравленно перебегали с одного партизана на другого. Вид у него был жалкий: тощий, кожа да кости, с рыжеватыми жиденькими волосами, он казался растерянным и беспомощным.
— Ты зачем, паразит, стрелял? — сдавленным голосом спросил Стойчо и ткнул его кулаком в живот.
Сторож тоненько пискнул, как суслик, и сложился пополам. Командир брезгливо поморщился.
— Хватит! — сухо приказал он. — Выведите его на тропинку!
Вокруг Бородки, лежавшего навзничь, стояло несколько человек. Когда к ним присоединились партизаны, которые участвовали в поимке сторожа, Тимошкин, стоявший на коленях, поднялся с потемневшим лицом.
— Жив еще, — проговорил он глухо. — Дышит еще пока…
При слабом свете звезд видно было лицо раненого — мертвенно бледное, но красивое, чистое и спокойное. Пуля попала ему в череп, но, по-видимому, не задела мозга, и Бородка, казалось, спал — неподвижный, почти бездыханный, как-то странно успокоенный. Тимошкин снова склонил голову. Его круглое небритое лицо было взволновано, а в близоруких, воспаленных бессонницей глазах стояли слезы. Партизаны молчали. Закусив дрожащие губы, они тоже глотали слезы.
— Что за парень был! — с болью в голосе проговорил, наконец, командир. — Подумать только, что за парень!
— Нет надежды? — вздрогнул Волчан.
— Насколько я понимаю, очень маленькая, но, может, я ошибаюсь… Он нуждается в сложной операции — надо было бы удалить кости, которые давят ему на мозг.
Внезапно Тимошкин увидел убийцу и бессмысленно уставился на него покрасневшими глазами. Губы комиссара дрогнули — казалось, он хотел что-то сказать, но промолчал. И партизаны вокруг молчали. Сторож тоже посмотрел на раненого, но взгляд его абсолютно ничего не выражал — ни раскаяния, ни мысли.
— Зачем ты стрелял? — глухо, против воли, спросил его комиссар.
Сторож, не отвечая, потупил голову. Его худая шея напряглась.
— Говори! — с угрозой повторил Тимошкин.
Но сторож, как дикое бессловесное животное, попавшее в ловушку охотников, так и не раскрыл рта. Сыровар тихонько вздохнул:
— Он подумал, что нас только двое… Может, награду получить захотел… Или, чтоб его начальство похвалило…
— Делайте носилки! — приказал Волчан. — Выдерните две жерди из ограды и натяните между ними полотнище.
— Понесем? — с колебанием спросил Тимошкин.
— Понесем! — твердо ответил командир.
Наступило долгое молчание. Лицо Тимошкина выражало попеременно то решимость, то боль.
— Уберите это животное! — вскипел он вдруг и кивнул на сторожа. — Отведите его куда-нибудь…
Тимошкин снова склонился к раненому, взглянул в его безжизненное лицо.
— Если мы понесем его, — сказал он тихо, — то к утру не доберемся до гор… Он нас очень задержит… А застанет нас рассвет внизу, сами знаете, что это значит…
Словно лес загудел — зашумели, заговорили со всех сторон партизаны, страстно, настойчиво, убежденно.
— Товарищ комиссар… Товарищ комиссар… Давайте возьмем его с собой… Не бросать же, товарищ комиссар… Мы его понесем…
— Оставим лучше где-нибудь в селе… У надежного человека…
— Нет у нас здесь в округе своих людей… Оставим, а он потом испугается, что его выдадут властям… Лучше уж взять с собой…
Тимошкин, колеблясь, потупил голову: слова товарищей, их взгляды, казалось, обжигали ему лицо. А приказ? Но что это за приказ, если он теряет смысл?
— Товарищ комиссар, — сказал бай Атанас. — Давайте его возьмем…
— Ты так думаешь? — встрепенулся Тимошкин.