— Где мы? — спросил он и бесцеремонно зевнул во весь рот.
— Приближаемся, господин генерал, — сухо ответил подполковник.
Проверка подняла настроение Козарева: короткие, обрывистые команды, рапорты командиров, щелканье каблуков, яростное «здравия желаем», которым солдаты и офицеры словно старались загладить свою вину, влили спокойствие в генеральское сердце, несколько смягчили его, и он пустил в ход лишь малую толику заготовленных им заранее громогласных истерических угроз. Что касается штабиста Сюлемезова, то сердце его не было столь податливым, как у бравого генерала, и он заметил то, что ускользнуло от поверхностного взгляда начальника: невыспавшиеся и враждебные лица солдат, их разболтанную походку и неряшливый внешний вид, брошенное как попало оружие. Для генерала это были всего навсего солдаты — «орлы», «ребятушки», «молодцы», как он любил к ним иногда обращаться. Он не думал, не мог себе представить, что раньше они не были солдатами, что вскоре вновь перестанут ими быть. Но подполковник Сюлемезов, который присутствовал недавно на процедуре переодевания новобранцев в военную форму, отлично знал, что под каждым солдатским мундиром скрывается обыкновенный рабочий или крестьянин, человек, оставивший дома семью, бросивший работу в мастерской или на поле, чтобы болтаться теперь впустую по бескрайней равнине. Когда генеральская машина, вздымая клубы белесой пыли, повернула в околийский центр, подполковник совсем ушел в себя.
Но теперь даже генерал почувствовал, что в блокированном районе происходит что-то неладное. Деревни, через которые они проезжали, угнетали своим безлюдьем, своей зловещей, угрюмой тишиной, нарушаемой лишь собачьим лаем, беспокойным кудахтаньем кур да шагами полицейских. Жители как сквозь землю провалились. Только изредка, где-то впереди, не оглядываясь на машину, перебежит дорогу бабка, да ребятишки высунут из-за ограды посветлевшие за лето головы и тут же в испуге спрячутся. Генералу стало не по себе — он обиженно сдвинул брови. Да кто он такой, в конце концов, что все бегут от него в панике? Что он им такого сделал?
В селе Габыре Козарев увидел машину областного директора и велел остановиться. Встреча двух областных начальников — полицейского и военного — особой сердечностью не отличалась. Директор, невысокий, обрюзгший человек в желтоватой шелковой сорочке и чесучовом пиджаке, был против обыкновения молчалив: он только наливал себе содовую воду из оббитого стеклянного сифона и расстроенно вытирал лысину маленьким, почти дамским носовым платком. Обменявшись с ним несколькими словами, Козарев узнал, что полиция и жандармерия прочесали весь блокированный район, но, к огромному своему удивлению, не обнаружили ни намека на партизан; они не встретили даже человека, который бы видел или слышал что-либо подозрительное. Партизаны, по выражению директора, исчезли прямо-таки «фантастически», словно превратились в тени.
Кашлянув, директор заметил:
— Боюсь, господин генерал, как бы войсковые части не пропустили их через кордон…
— Глупости! — вспыхнул генерал. — Это невозможно — в моем кордоне не было ни малейшей лазейки…
Директор кисло улыбнулся.
— Может, попрятались по селам… Мы сейчас как раз проверяем все сомнительные дома.
В самом гнуснейшем настроении, с удвоившимися морщинами вокруг глаз, Козарев снова уселся в машину. В довершение ко всем бедам у него разболелся зуб, все тот же, давно испорченный коренной, который генерал бесконечное число раз обещал жене починить и все не сдерживал обещания. Зуб частенько его беспокоил, но страх перед сверкающими на солнце зубоврачебными инструментами оказывался сильнее боли. Сейчас его еще сверлила мысль: а что если партизаны и вправду проскользнули через кордон, которого — он сам это отлично знал — до рассвета по существу не было. Не окажется ли этот случай гибельным для его карьеры?