За несколько часов, что миновали с момента приезда, двор разительно изменился. Экстренная команда успела возвести пулемётные вышки и будки часовых по периметру. Из-за лунного света рабочие двигались как слепые кроты. Дыры очков, защитные маски, электрический веер сварки — пронзительная дуга, после которой мир погружался в могильную тьму, ещё более дикую, непроницаемую…
— Куда мы идём?
Тень обернулась.
— В Поиск. Из Хольцгамме сбежали два таракана, а я найду.
Тараканы? Так называли лагерников. Хаген набрал полную грудь сырости — будто крутанул ручку настройки — ночь приблизилась, цвета сделались яркими; луна вылезла из колодца и завращалась, сверкая бликами. «Убегу», — подумал он.
Сердце застучало как хронометр, отсчитывая секунды.
Бам-м-бук… остриё шпиля с зависшей каплей…
— Ты меня трогал!
В этот момент они как раз проходили ворота — тень вздрогнула, запнувшись на полушаге. Лезвийный луч фонарика царапнул глазницу. «Виноват, штурмлейтер!» — испуганно сопнули из темноты. Свет моргнул и погас. «Свинячьи черти», — успокаиваясь, повторил тот, кто стоял рядом, незнакомец; он тяжело вздохнул, и вдруг привлёк Хагена к себе, шоркнув по ляжке переносным пулемётом:
— Ближе, dummkopf!
Вынырнув из лощины, они окунулись в лабиринт подворий, как в погреб. Мрак сделался только гуще, и редкая желтизна подъездов лишь подчёркивала его. Из открытых окон несло гнильцой овощных подвалов. Франц шёл уверенно, быстро. Пулемёт хлопал его по боку, а в левой руке был раскрытый нож. Хаген залез в карман, и обнаружил пыльную пустоту.
Ну разумеется.
— Мне кажется, я принимаю участие в преступлении.
Он решился.
Теперь они стояли в самом центре торговой площади. Вокруг и поодаль справа темнели ряды — грубо обтесанные скамьи и прилавки, похожие на гробы. В перекрестьях балок трепыхались на ветру остатки фольги.
— Тебе кажется.
Воин-призрак обернулся. По его разгоревшемуся лицу змеились рыжие тигриные полосы. Он стрелял Денку в живот, пиф-паф, говорил Лотти что-то бесстыдное, и Хаген, сказала Марта, если он твой друг, то я просто не знаю, что мне делать…
— Маленькое одолженьице. А ты что себе надумал?
Франц ухмыльнулся.
— В пять-сорок пять поверка, «Mutzen ab — auf!» — сечёшь? Мой закадычный дружок, комендант Хопке, не хочет огласки. Шум-гам-балаган. Мы быстро найдём пропажу, а он будет мне должен: из Хольцгамме уже выслали бригаду электриков — в подмогу бездарям Нотбека. Ха! Двадцать надёжных рук плюс запасной генератор.
— И все в выигрыше.
Воин-призрак кивнул: вот-вот, блюмеляйн, правильно — хорошо. Хаген огляделся. Ровные гряды домов манили его как траншеи. Прожектор светил отвесно, млечные дорожки тоненько протянулись по насту, обозначая путь к отступлению.
Если бы я был один…
— В моём доме нет посторонних.
— Ну прости, — отозвался Хаген, — что испортил тебе пирушку.
***
Он так был готов к тому, что Франц выстрелит в спину, что открыв рот, вытаращил глаза — морским коньком скатился по насту, весь в брызжущем, горячем поту. Тропинка сорвалась вниз как бобслей.
— Тю-у, дурень!
Неужели дополнительная мишень что-то значила, или громкость крика выражала досаду? Земля вывернулась и ударила в ватные мышцы. Франц опять что-то рявкнул. Звук мазнул по щеке и потерялся, унёсся вдаль.
Быстрее. Налево.
Где темнее. Едва ощутив под ногами твердь, Хаген стремглав бросился во влажную темноту. Ах, если бы было время подумать, куда… и ещё зачем… но если бы перевести дух и подумать, ничего бы не состоялось, потому что затея безумна, и он это знал. Сейчас или чуть позже; огоньки это названия: Цойссен, Траг, безымянные населённые пункты, станции с пересменком из сезонных рабочих. А жёлтое пятно, раздвигающее туманный полог, — должно быть, трактор.
— Йорге-ен?
Всё время бежать, даже странно, что мужчине приходится так много бежать. Но разве я трус? «Mutzen ab!» — где я это слышал, от кого? Если бы только время подумать — и не чугунной болванкой, со сна, это как если проваливаешься в сон как в облако, из плотного слоя в менее плотный. Он меня трогал! Желание. Будь ты проклят, Франц! Хвалился, что зорок в темноте — попробуй найди, я здесь и собственную руку не вижу…
Он бормотал, приговаривал, а ноги бежали сами. Уверенно переступали по кочкам, перепрыгивали канавы в обмёрзшем, наискось перепаханном поле. Пошёл снег. Где-то горели зеленые огоньки и мигали красные. Выхваченные фонарём выступали смутные очертания какого-то дома и тут же пропадали во мраке.
Шаги за спиной тоже исчезли. Всё поглотила ночь — тяжёлая, мутная, неприветливая к живому. Видимо, он незаметно вышел на тракт. По обочинам торчали хвощи, наледь поблескивала слюдой, но совсем не давала света. Где же Траум? Где Африка? «Бронь», навязанная махоркой, черепашьим панцирем давила на диафрагму. Хаген распустил завязки — этот груз обязательно нужно было стащить с себя: кровь туго бултыхалась в перетянутых жилах…
Он повернулся — и ощутил удар в плечо.
— Что…
Белесая тень словно выросла, разложившись во весь рост — надвинулась на него. По инерции сделав шаг назад, Хаген взмахнул локтями — и тень повторила его движение. Непропорционально большая, как пугало, он увидел скулы, горбину носа, чётко очерченные провалы — глазницы. Горло передавило. Холод — он услышал тонкий женский крик: «Полли», увидел как подскочили зелёные огоньки…
Взрыв. Пальцы оторвались: в лицо брызнуло горячим и кислым. Хаген зажмурился и ахнул — земля царапнула его по щеке:
— Dummkopf!
Вспышка.
Теней стало много — одна захохотала, заухала. Встала прямо.
Великолепный Франц держал белесую куклу на вытянутых руках. Потом, гикнув, что-то сделал — сломал, женщина опять закричала, бросилась прочь. Путаясь в мятой комбинезонной ткани, в разбитых клумпах, она не могла бы уйти далеко. Охотник настиг её в два прыжка и стал методично бить лицом о камень, приговаривая: «Раз, и-два, и-три…»
— Прекрати!
Хаген выворотил из наста булыжник, бросил — не попал. Заскулив — огоньки ухнули вниз — подтянулся вперёд — схватить. Извернувшись, Франц отбил его руку. Коротко засмеялся. Потеряв равновесие, они повалились на женщину в непристойной пародии на соитие. Подмятая телами, та уже не кричала, а хрипела, и Франц тоже издавал какие-то звуки; прислушавшись, Хаген понял, что тот стонет от смеха, фыркая слюной, икая и повторяя раз за разом:
— Дурень! Вот дурень-то! Га-а, ай-ай, дур-р…
Именно так, наверное, выглядел ад. В лагере кто-то пустил ракету, и огромная пылающая звезда взмыла в небосвод, отбросив на землю пурпурное зарево. «Желание», — простонал Хаген. Это прозвучало двусмысленно, но Франц понял — прекратил: деловито отпихнул от себя женщину, откатился и встал, хлопая себя перчатками по бокам. Потом подошёл опять, нагнулся, блеснув белками глаз:
— Прочухался? Йорген?
Со стороны Аркадии уже орали, гудели — перекликались хрипло, простуженно, издалека наползал рев мотора, скрипели гусеницы. Воин-призрак пнул женщину, оттащил её на обочину. «Развлечёмся?» — из правой ноздри текла кровь — последний штришок и полное сходство с оригиналом, идентичность на сто процентов…
Щёлкнул нож.
— Один шанс ты просрал, — резюмировал Франц.
— Все, — шепнул Хаген. — Все шансы…
Когда чёрные пальцы схватили его за волосы, он накрепко — до боли — зажмурил глаза.
Комментарий к Африка
*”Лунный город, Груйтуйзен” - лунный артефакт, открытый в 1822 году немецким астрономом Францем фон Груйтуйзеном. Сам астроном назвал его “Валлверк”. Потом, правда, выяснилось, что это совсем и не город…