Гермиона чувствует нестерпимый жар его тела и, разорвав поцелуй, зажмуривается сильнее, выдыхая горячий полустон и запрокидывая вверх голову. Северус находит губами ее светлую шею. Проводит кончиком языка по пульсирующей вене, ведет цепочку поцелуев ниже.
Непослушные пальцы копошатся с двумя верхними пуговицами ее платья, и он открывает ее светлые плечи, прикасаясь к ним губами. Ее бледная прохладная кожа почти мерцает, она вся словно светится изнутри. И Северус тонет.
Тонет, погружаясь на самое дно. Задыхающийся, беспомощный, опутанный жалящими чувствами к ней с головы до пят. Долго сдерживаемые чувства рвутся на волю, сил сдерживаться попросту больше нет.
Северус был готов зарыдать, точно дитя, от чудовищного осознания. Она пленит его, крепко связывает одним концом веревки его запястья, а другим опутывает свои.
Гермиона задыхается от прикосновений, чувствуя нестерпимое желание, дрожью ползущее по всему телу. Она тянется руками к нему, обхватывает лицо ладонями и снова находит его губы, впиваясь жадным, ненасытным поцелуем.
Язык нахально ведет полосу по ряду зубов и скользит внутрь, не встречая сопротивления. Она выдыхает дрожащий стон в поцелуй, руки начинают дрожать. Гермиона почти не контролирует себя, она так сильно хочет почувствовать его, что это стирает мнимые остатки самоконтроля.
Непослушные пальцы тянутся к пуговицам сюртука. Получается плохо, из рук вон плохо, и Северус сам расправляется с ними, начиная нетерпеливо стягивать с плеч сюртук вместе с мантией. Он остается в темной рубашке и брюках, и Гермиона чертыхается.
Снова треклятые пуговицы.
Она не успевает задуматься над этим, потому что Северус снова находит ее губы, параллельно мастерски расправляясь с пуговицами ее платья и поочередно спуская рукава с плеч. Гермиона отрывается от его губ, наблюдая за тем, как он завороженно на нее смотрит.
Именно на нее, в глаза, в душу, не на ее полуобнаженное тело.
Жар тела помогает справляться с прохладой не так долго, как хочется. Она покрывается мурашками, но не обращает на это внимания, глядя на Северуса блестящими от желания глазами.
Она заводит руки назад и расстегивает тонкий бюстгальтер, но сделать дальше ничего не успевает. Северус мягко ловит ее руки, словно давая понять, что дальше желает все сделать сам.
Гермиона немного нервно кивает, игнорируя горящие жаром щеки, и Северус снова склоняется к ней, останавливаясь в нескольких миллиметрах от ее лица. Поддев кончиком пальца бретельку, он тянет вниз сначала первую, а затем вторую.
Грейнджер на мгновение задумывается о том, что Нарциссе стоит отдать должное. Она перестала стесняться своей наготы. Судорожно выдохнув, Гермиона снова ловит взгляд Северуса, и у нее начинают дрожать колени от накрывающего новой волной желания.
Он впивается в ее губы с новой силой жадным поцелуем, изо всех сил прижимает ее к себе, пытаясь обуздать бешеную потребность в ней. Пальцы мужчины сжимают кожу на ее талии, и Грейнджер выгибается навстречу прикосновениям.
Северус отрывается от ее губ, тянется вперед, сбрасывая со стола всякий хлам, попавший под руку, и кладет ее на стол, нависая сверху. Гермиона откидывает голову назад и задыхается от ощущений, когда он ведет влажную дорожку поцелуев вдоль ее шеи, по выступающим ключицам, по линии жизни грудной клетки.
Ладонь Северуса скользит вдоль ее ноги от колена вверх, плавно ведёт по внутренней стороне бедра все выше. Гермиона закусывает нижнюю губу, чувствуя жаркую пульсацию внутри живота.
Северус приподнимает взгляд, продолжая касаться кончиком языка ее кожи, и, сдвинув влажное белье в сторону, плавно вводит в неё два пальца.
Гермиона выгибается, выдыхая раскаленный воздух, и зажмуривается, когда он проводит кончиком языка по затвердевшему ореолу соска, втягивая его в себя. Волны наслаждения накрывают все тело. Грейнджер беспорядочно хватается пальцами за все, что попадается под руку.
Собственное тело словно больше не принадлежит ей, каждая ее клеточка, каждая пора тянется к Северусу, и это не поддается больше никакому контролю.
Гермиона поклялась об этом никому пока не говорить и взяла слово с того человека, что и он не проболтается, пока не придет время, однако секс теперь открывается для нее с совершенно другой стороны.
Она спала с Роном, спала не раз. Он был нежен с ней, никогда не причинял боли, старался прислушиваться к ней и ее желаниям. Гермиона была уверена, что влюблена сильно и глубоко, ведь в противном случае она бы не согласилась на свой первый раз без особых чувств.
Однако сейчас она видит разницу. Это не простое вожделение, не зов плоти и не физиологическая потребность. Это глубже, ярче и откровеннее. Это что-то такое, с чем она раньше не сталкивалась.
Северус был нужен ей, чтобы выжить.
Теперь она осознает, что он нужен ей, чтобы жить.
Внизу живота бьет дрожью пульсация, когда Северус вводит пальцы быстрее, и Гермиона старается свести ноги, чтобы удержать это чувство, но вместо этого сжимает бедра Северуса, вынуждая того сдавленно выдохнуть. Он замедляется, глядя на нее лихорадочно блестящими от желания глазами.
Гермиона приподнимает голову, глядя на него в ответ, и даже представить себе не может, как выглядит сейчас в его глазах. Как самое великое совершенство в целом мире. Ее щеки алые, пухлые губы подрагивают, она вся дрожит, желая большего.
Она тянется к нему, вновь обвивая руками шею, и находит желанные губы, снова растворяясь в нем без остатка. Северус подхватывает ее на руки, хватаясь одной рукой за левой бедро, а второй стискивая тонкую талию.
Грейнджер бессовестно обвивает его ногами, не прекращая жалящих поцелуев. Ей так мало, Мерлин, так мало. Вот бы забыться, вот бы остаться сейчас с ним на сотню лет здесь, в этой комнате, в этом мгновении, в несуществующей петле времени. Быть в его руках, чувствовать его каждой клеточкой тела.
И просить, просить-просить Бога о прощении за веру лишь в тех случаях, когда она оказывается на краю пропасти.
Северус несет ее на руках к небольшой софе возле камина, комкая в пальцах мятое, повернутое непонятно в какую сторону платье. Он не может ее от себя отпустить, как ни старается, не может даже оторваться на нее, так сильно его рвет на части от единения с ней.
Северус усаживается на софу, откидываясь на спинку. Гермиона садится на него ровнее, обхватывая ногами бедра и выгибая поясницу.
— Я хочу тебя, — шепчет она ему в губы, — я тебя хочу.
Забываются нормы морали, забывается треклятое «Вы», забывается одно большое всё.
Северус судорожно вздыхает, чувствуя, как неимоверно тесно становится в области паха. Грейнджер ощущает это, и желание захлестывает только сильнее. Она бессовестно вырисовывает бедрами восьмерку, на мгновение приподнявшись на месте, и с ее губ срывается рваный полустон, утопающий в следующем поцелуе.
У нее словно открывается второе дыхание, пальцы расправляются с темными пуговицами его рубашки быстрее, чем она планирует, и Северус выгибает руки, снимая ее с себя.
Гермиона завороженно проводит подрагивающими пальцами по разгоряченной груди мужчины, нервно сжимает на мгновение его плечи, скользит пальцами в темные волосы на затылке.
Губы девушки беспорядочно целуют каждый сантиметр его лица. Уголок губ, щеки, кончик носа, линию челюсти и снова находят его губы. Она продолжает двигаться, сводить его с ума, доводить до состояния полной истомы, бешеного желания.
До стиснутых зубов, тяжелого дыхания, напряжения в каждой мышце тела.
Гермиона сглатывает, тянется руками вниз, начиная расстегивать его ремень, не прерывая при этом с ним зрительного контакта. Она смотрит на него, запомнить каждую черту лица пытается. Темные брови, блестящие темные глаза, распахнутые ей навстречу губы.
Она смотрит на него, не отрываясь, и плавно насаживается сама.