Повелитель медленно расцепляет пальцы с ее руки, и Грейнджер всем своим существом чувствует, что на ней остаются отметины. Следы, которые будут выбаливать у нее гематомами с отпечатками от сильной хватки его руки.
Том чуть склоняется вниз.
— Добро пожаловать, — шепчет он, хищно улыбаясь.
И застывший вихрь обрушивается вниз шквалом пыли, смешанной со звоном ножей и вилок. Гермиона почти не чувствует собственного тела. Господи, неужели это случилось? Так просто? Неужели это действительно было так просто! Опасения на мгновение испаряются из ее мыслей, но…
— Вы, — глядя за плечо Грейнджер, рявкает Том, бросая взгляды на некоторых пожирателей, — за мной.
От лица Грейнджер отливает кровь.
Вопросов никто не задает и ничего не говорит. Том идет впереди, на ватных ногах следом направляется Гермиона и чувствует, как за ней направляются несколько пожирателей. Лишь некоторые приближенные, догадывается Грейнджер, вот только куда именно они идут временно остается загадкой.
Лишь временно.
Потому что Том целенаправленно идет к большой железной двери.
Она не успевает за собственными мыслями, лишь слепо идет за Томом по винтовой лестнице вниз и входит за ним в помещение на два яруса ниже. Кожу левой руки нестерпимо жжет, но она не обращает на это внимания. Думает лишь о том, что Том сам ведет ее в то самое место, куда она хочет попасть.
Они минуют одну камеру за другой, и Гермиона то и дело бросает взгляды в каждую из них. Она видит лица магглорожденных, которые успевают примелькаться, видит лежащие в странных позах тела, но ее сердце болит только за двух находящихся здесь людей.
Грейнджер считает камеры. Считает и умоляет всевышнего, чтобы Том остановился раньше, но ее молитвы снова оказываются напрасными. Повелитель тормозит слишком резко и, какое-то время постояв спиной ко всем, поворачивается на сто восемьдесят.
Гермиона чувствует за своей спиной остановившихся пожирателей.
— Теперь у тебя есть возможность, — смотрит Том в глаза Гермионе с холодной жестокостью, — доказать свою преданность.
Повелитель взмахивает рукой, и железная дверь камеры с лязгающим звуком открывается вовнутрь. Ржавые прутья дрожат. Над их головами появляется синеватый шар света, освещая пространство вокруг. Глотку Гермионы сдавливает ужас, когда она смотрит внутрь камеры.
Лайза Турпин сидит на полу возле деревянного каркаса постели, прислонившись к ней спиной, и смотрит на внезапных гостей пустыми, безжизненными глазами.
— Ты должна доказать свое право быть на моей стороне, — шипит Том, протягивая вперед руку с зажатой между пальцами палочкой. — Должна убить магглорожденную.
Теперь понятно, почему они не спускаются сюда вдвоем. Понятно, почему недалеко от них стоят пожиратели. Они свидетели.
Сердце отказывается работать.
Оно как-то надрывно, медленно, с урывками бьет в груди, словно не желая больше выполнять свои прямые обязанности. Осознание накрывает опасной, смертельной волной, окатывая Грейнджер с головы до пят.
Господи.
Я хотела спасти ее, а теперь мне придется ее убить.
Грейнджер не верит в происходящее, отказывается верить. Она смотрит в глаза Лайзе. Смотрит и понимает, как чудовищно подводит ее. Как предает ее. Предает все то, чем храбрится все это время. Своей стороной в этой войне, своим отношением к обитателям этого дома.
И где она сейчас?
Стоит среди них в кровавом платье и с черной меткой на руке.
Глаза Лайзы лишены жизни, лишены красок и надежды. Она совсем худая, костлявые плечи сгорблены. Она смотрит на Грейнджер безразлично, без упрека, без обвинения. Лишь едва заметно бросает взгляд в сторону на соседнюю камеру.
Гермиона замечает это и смотрит туда, куда она показывает.
Однако ее внимание привлекает нечто другое. Силуэт мужчины, который выходит оттуда. Грейнджер не верит собственным глазам. Примыкая к остальным, Корбан Яксли на ходу заправляет в брюки рубашку и продолжает оставаться незамеченным.
Внутри все сжимается и холодеет.
Гермиона смотрит в камеру, из которой он выходит, и у нее в глотке застревает крик. Она видит в блеклом голубоватом свете от шара, витающего над ними, брошенный в странной позе силуэт девушки.
Она обнажена, нижняя часть ее тела прикрыта какой-то грязной тряпкой. Жилистая спина изувечена ранами. Темные короткие волосы девушки разметались по полу, открывая взору белую, точно полотно, шею.
Гермионе едва удается оставаться на ногах.
На седьмом позвонке девушки виднеется черная татуировка перевернутого треугольника.
Тело парализует, сознание противится обрушившейся информации. К глотке подкатывает тошнота, желудок каменеет, в полости рта появляется кислотный привкус рвоты.
Корбан смотрит на Грейнджер ледяными жестокими глазами. Он заканчивает начатое. Он делает это. Доводит все до конца.
Гермиона не может поверить. Не идет все по изначально запланированному плану. Она опоздала. Пожиратель совершает очередное изнасилование над ней и оставляет за собой право на ее конечную судьбу. Он убивает ее.
Он ее убивает.
Грейнджер продолжает выглядеть спокойно и уверенно внешне, но бьется в смертельной агонии внутри. Агонии, которая перерастает в слепую ненависть. Она берет из протянутой руки Повелителя свою волшебную палочку и смотрит в глаза Лайзы Турпин снова.
Так, словно смотрит в лицо самой смерти.
Лайза едва заметно дергает уголком губ в обессиленной улыбке. Безжизненные глаза сверкают на мгновение одной единственной эмоцией. Эмоцией, в которой Грейнджер читает: «Это твоя вина. Знай это, Гермиона Джин Грейнджер, и живи с этим дальше. Это твоя вина».
Рука Гермионы с зажатой палочкой поднимается вверх сама по себе.
Она продолжает смотреть Лайзе в глаза в эти последние секунды. Легкие горят. Внутренности плавятся. Тело больше не принадлежит ей, разум тоже. Она распахивает губы.
— Авада Кедавра!
И зеленый луч бьет в грудь Лайзы Турпин разрядом электрического тока.
Она дергается лишь на мгновение. Из легких девушки вышибает воздух, когда от волны удара она сильнее вбивается позвоночником и лопатками в край деревянного каркаса постели. Стеклянные глаза девушки смотрят сквозь Грейнджер, и ее тело безвольно падает на бок.
Лайза с размаху прикладывается виском к каменному полу, но это уже не страшно. Она больше ничего не чувствует. Хруст стоит на всю камеру, и на сырых камнях постепенно начинает появляться лужа багровой крови усопшей магглорожденной.
Том удовлетворенно кивает, растягивая губы в змеиной улыбке.
— Очень хорошо, — шепчет он, прикасаясь к щеке Грейнджер кончиками пальцев.
Ее кожа почти мраморная. Ледяная и гладкая. Он наконец получает то, чего так терпеливо дожидается. Венец его творения. Его воин. Его магглорожденная с темной меткой на руке.
— Будь готова к полуночи, — нетерпеливо облизывает он губы, вдыхая запах смерти, исходящий от нее.
Грейнджер продолжает смотреть на бескровные губы Лайзы и ее стеклянные глаза.
— Как прикажете, мой Повелитель, — холодно отвечает девушка.
Слова эти говорит кто-то другой, но никак не Гермиона Грейнджер.
Она не понимает, как поднимается вверх, не слышит окружающих ее людей. Не реагирует на слова других, не замечает взглядов и прикосновений. Вечер закончен для пожирателей, но для нее только начинается.
Гермиона не может воспринимать случившееся.
Все кажется дурным, неправдоподобным сном. Этого не может быть. Не может.
Не может.
До полуночи остается не больше часа, когда Гермиона впервые вылезает из своих мыслей. Инстинкт самосохранения отключается. Она покидает свою комнату. Ноги несут ее вдоль коридоров и по лестнице вниз. Кровавый подол платья шелестит за ней следом.
Она идет к железной двери, проходит винтовую лестницу вниз и направляется вдоль камер. Она не слышит своего дыхания, биения сердца. Не понимает, жива она сама вообще или нет. Ноги несут ее к определенной камере. Этого не может быть. Это неправда. Мне просто кажется. План работает. Просто это такое впечатление.