Наскоро помяв свеженайденную ступинскую девку, он стал вспоминать, куда же его отец обычно прячет ружье. Игорь был тайным последователем Алистера Кроули и потому введение себя во храм счел за оскорбление крайней степени.
На станции «43-й километр» Ярославской железной дороги стояла нездоровая тишина. «Убить», — пронеслось в мозгу у Игоря Васильева. За всю свою жизнь он убил двух крыс и одну лягушку. Последнее существо было случайно задавлено велосипедом, что стало поводом для многодневных сожалений. С раннего детства Игорь бредил темой исключительно людской смерти — читал об убийствах и самоубийствах, любил смотреть хронику — это возбуждало его. «Убить! Убить!», — дрожало в нём, требуя воплощения. Часто, наблюдая за людьми, он представлял, как они умирают. Он испробовал тысячи образов, но больше всего будоражил его воображение огонь — живое бушующее пламя и людские остовы разных стадий, носящиеся в нём. Жидкий, живой, одушевлённый напалм, поглощающий биомассу, освобождающий души от бремени тел. Подобие термоядерной реакции. Укрощение распада.
Ночью к Игорю в который раз пришла Дочь Хозяина и рассказала, что её изнасиловал отец и она более не невинна. В её глазах стояли александритовые слёзы. Хозяин во все времена был эталоном жестокости. В те славные времена, когда его звали Хронос, он вытворял и не такие вещи…
Игорь раздел Дочь Хозяина. Она не сопротивлялась. Воздух потрескивал — где-то условно рядом затаился папаша. Ещё несколько минут — и он предстанет во плоти в окружении свиты развратных, духов. Дочь Хозяина тоже чувствовала приближающийся ужас. Когда треск перешёл в мерцание, достиг апогея и заполнил собой небо и землю, она не выдержала и провалилась в один из сумрачных миров по левую сторону от Адских Кущ, неподалёку от стоянки Райских Полчищ. В каменные сады на берегах кровавых рек под тысячеглазой бездной зубастого неба.
Хозяин так и не проявился, но и не пропал. Игорь чувствовал, как ЭТО поедает его глазами, насилует сотнями острых щупов, грызёт, заставляя всё его существо сжиматься в комочек беспомощной дрожи. Серебряная игла разворотила мозг, и Игорь потерял сознание от всепроникающей боли и ужаса. Тик-так-так-тик. Тактик затих.
«Некуда деться от пения. Не скрыться. Отец вышел из больницы. Молчит и хромает. Дочь Хозяина каждый вечер извивается, кричит и скрывается в щель между радугой и софринским железнодорожным вокзалом. Она — вода, подвижна и неизменна, она податлива как ртуть и так же опасна. И тень Хозяина стоит за ней. И души наших детей — светящиеся точки.
Выпорол соседского мальчика. Не полегчало. Заплатил ему блоком сигарет. Ночью не могу выйти во двор — постоянно мерещится Сталин. Всё идёт к наихудшему, что, впрочем, неудивительно. Похоже, там действительно кто-то есть. В шинели и с характерным профилем. Бродит и бормочет нарезку стихов — их, наверное, сочиняет специально для него кукла вуду в перерывах между сеансами иглоукалывания. Или только делает вид, что сочиняет, а сама бессовестно ворует в электронной конференции „ТРАВА ПО ПОЯС“. Да, там, где же ещё найдёшь такое. А потом Сталин ходит вокруг моего дома… Дочь Хозяина каждый вечер приходит, раздевается и ложится на ковёр бледной закатной звездой. Но мы больше не танцуем с ней, она сама исторгает танец. А я — нет. Ведь Сталин ходит вокруг да около, обрывая любые побеги. И побег — невозможен.
Вот оно, царство бесконечного страдания. Чуть приглядеться — вот они, души, рядом, готовы распластаться и испариться ради малейшей прихоти. Но зачем оно, это призрачное могущество, это всевластие в мире призраков… Ведь вокруг дома ходит ТАКОЕ. И некуда деться от пения, и Дочь Хозяина танцует сама с собой и проваливается — вот он, разрыв, он выдает… Силы Неба и Ада! Неужели всё это происходит со мной… ПОХОЖЕ, ТАМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО КТО-ТО ЕСТЬ!»
Игорь Васильев предчувствовал дождь.
Это было похоже на предчувствие тоски. Осязание её колеблющейся тени. Когда приближалась Дочь Хозяина, в воздухе повисал запах электричества. Когда приходило время дождя, пахло водой, грибами и рыбьими слезами. В дождь ОНА не являлась. Ей, вскормленной огнями, демонами и развратной живностью, как-то не с руки промокать насквозь и ходить с мокрыми волосами в пахнущем псиной балахоне.