Началось всё с того, что неделю назад ему вдруг расхотелось заниматься тем делом, о котором не принято размышлять и без которого невозможно представить жизнь человека. Тем делом, которое настолько срослось с его обликом, что уже стало абсолютно незаметным, но необходимым, как воздух. Он несколько раз пытался избавить себя от этой странности, но тяга к песку не возвращалась.
В последнее время Володя стал всё чаще задумываться над значением этого занятия. Но всякий раз, когда он, казалась, нащупывал нить ответа, его мысли рассыпались, как щепотка песка, пущенная по ветру.
Он присел на корточки и достал своё старое доброе побитое ведёрочко, подаренное мамой много лет назад, голубое ведёрочко с почти стершимися грибком и сидящей на его шляпке улиткой.
«Сейчас таких уже не делают, — думал Володя, трогательно поглаживая своё ведёрко. — Всё больше лакированные и яркие, с диснеевскими персонажами. Странно, стоило мне напиться, как всё сразу стало понятным, тёплым, привычным и родным».
Володя вытащил из ведёрка красный совок и грустно ему улыбнулся.
«Вот оно! Вот оно! — говорил он себе. — Вот оно — главное! Вот она, истина, не требующая доказательств! И что мне ещё надо?! Господи! Да пропади всё пропадом, только бы всё оставалось, как есть!»
Он наполнил ведёрко влажным песком и утрамбовал сверху совочком. Затем привычным, быстрым движением перевернул ведёрко вверх дном, постучал по нему лопаткой и аккуратно, стараясь не повредить кулич, поднял форму. Идеально ровный песочный цилиндр, сужающийся к вершине, прорвал у Володи шлюз слёз, скопившихся за долгое время терпения.
— Ты чего? — Саид положил свою руку на Володино плечо. — Не плачь! Смотри, что у меня есть. — Он достал из-за пазухи маленький пластмассовый пистолетик. — Хочешь? Бери!
Володя моментально успокоился, и его заплаканное лицо растянулось светлой улыбкой:
— Ну что, давай посидим на дорожку, и, как говорится, в добрый путь.
Володя знал, что обратно ему вернуться не суждено, и поэтому смотрел на плывущую за окном трамвая Москву, как смотрит на родной город солдат, уезжающий на смерть.
Тусклый дождичек уже третий день струился на песок мостовых и площадей столицы, превращая его в сырое месиво. Величавый Кремль размывался беспощадной влагой, теряя свой привычный вид. Многие дома уже деформировались, и городские хозяйственные службы не успевали приводить их в порядок. Унылое зрелище представлял собой любимый город, убегающий в прошлое.
— Слушай, — спросил вдруг Володя приятеля, — а там страшно?
— Чудной ты человек, — усмехнулся Саид. — Чего же там может быть страшного? Страх — это понятие материальное. И если ты решил выйти за Предел, забудь о нём.
Володе это было и так понятно, но всё-таки волнение не прекращалось.
— Да не трясись ты! — подбодрил товарища Саид. — Ну чего ты боишься? Родителей? Ничего они тебе не сделают. Ну, может, отшлёпают разок или в угол поставят. Но говорю же тебе, ничего страшного с тобой там не случится. Один шаг — и Просветление.
Нет, не родителей боялся Володя, а неизвестности. Ведь оттуда ещё никто не возвращался. И эта неизвестность была ужасней любой из существующих опасностей.
На какой-то момент он даже захотел всё повернуть обратно и отказаться от выхода за. Убежать куда-нибудь подальше от этого странного человека, возможно авантюриста и шарлатана, с которым он был знаком без году неделю и о котором не знал практически ничего. Убежать и жить, как прежде, потихонечку, своими воспоминаниями и медленно приближаться к естественному выходу.
Но обратного пути не было. Апатия, безысходная тоска и приступы отвращения к песочному ваянию всё равно бы вытолкнули его за Предел.
— Не ты первый, не ты последний, — продолжал увещевать его умудрённый опытом многочисленных проводов за Предел Саид. — Помню, отправлял я одного философа. Молодой он был, мятежный и уверенный. А как увидел Предел, так и ошалел — ни туда, ни сюда. Стоит как истукан — с места не сдвинешь. Я ему говорю: «Перелезай быстрей. Нельзя здесь стоять!» А он словно окаменел. Да ведь какой активный и подвижный был в нашей жизни. Твердил, что ради истины готов на всё. А в Предел не верил. Но ничего, перелез всё-таки… Или вот, ещё один типаж — делец. Деньжищ у него было как грязи. Думал, что это — игрушка, развлечение. Острых ощущений испытать, видно, хотел. Помню, на «кадиллаке» к Пределу приехал. А как забрался на перекрытие, туда уставился и шаг сделать нё может. Пришлось его подтолкнуть. Многих, многих я туда отправил.