Им овладело отчаяние. Он заметался по поселку, дергая за ручки, казалось, намертво закрытых дверей и тщетно пытаясь перекричать вой ветра в проводах. Порядком набегавшись (на это ушло часов десять), он отыскал гостиницу и, шатаясь поднявшись по лестнице и захлёбываясь слезами, бросился на диван, стискивая в беззвучном вое подушку. Милосердная человеческая природа не позволила ему мучиться слишком долго, и он потерял сознание.
Очнувшись через несколько часов (он спал, во сне к нему приходила Юля: он разговаривал с ней, она улыбалась, а он никак не мог понять, что за горечь поднимается внутри него и почему его душат слёзы) и оторвавшись от мокрой подушки, Сергей попробовал рассуждать логически. Он был уверен, что желание его выполнено точно, значит, она где-то здесь, в этом мире, точно так же тоскует одна в каком-нибудь захолустном городишке. А если, не приведи бог, её забросило в какую-нибудь Антарктиду или в Амазонию — нет, этого не может быть, наверняка она где-то в цивилизованном мире. Она ведь умеет водить машину. Он сам её учил. (Они по бездорожью заехали в какой-то лес, у него была бутылка шампанского. О чём он? У него была она.)
Она найдёт машину и поедет туда, где должен быть он. Куда? Конечно, в Москву.
Разбив окно и забравшись на почту, он обнаружил, что находится вовсе даже не далеко от Москвы, в Голландии. Быть может, и она где-то рядом. Машин на улицах было полно, во многих из них были ключи. Нарисовав и оставив на главной площади огромный плакат: «Юля! Любимая!
(к чему лишние слова? — подумал он, когда писал это послание, но тут же устыдился своих мыслей.) Я был тут. Уехал в Москву. Буду ждать тебя дома. Сергей», он сел в какой-то старенький джип, бак которого был полон, и помчался на восток.
(Надо сказать, что ещё в первый день он обращался к своим «друзьям»-демонам с просьбой вернуть Юлю, но там, видимо, посчитали, что никто её у него не забирал и возвращать нечего, а требования, чтобы она оказалась рядом с ним, тоже вполне условны: на одной планете — разве не рядом).
Два раза поменяв машины, уже через день он был в Москве. Город встретил его хмуро. Огромные стаи птиц кружили в небе, на каждом перекрёстке встречались собачьи своры. Вообще, всё вокруг было полно собачьего воя — собаки в квартирах остались без хозяев и пищи. Под колёсами так и шныряли коты. Весь центр был забит машинами, многие из них были разбиты, видимо, люди исчезли в одно мгновение. Юля жила на окраине. Он убеждал себя, что её, конечно, не может быть дома, но когда предположение стало реальностью, ему стало чуть ли не горше, чем в первую минуту, когда он её потерял. Он не знал, что ему делать.
Целыми днями он сидел у окна или у подъезда, боясь отойти даже на несколько шагов. Продукты в отключившемся холодильнике быстро кончились, а ночью было так холодно, что даже если бы он не думал каждую минуту о Юле, всё равно вряд ли смог бы уснуть.
Она приходила к нему по ночам, и оттого, что к нежности добавлялось немного горечи, эти встречи были чуть ли не радостнее, чем наяву.
(Сергей пробовал пить, но получался почему-то противоположный результат: мысли становились предельно трезвыми, и от этого безнадёжность подступала ближе).
Постепенно он привык к такому существованию. С утра он вставал, оставлял для Юли записку (каждый раз новую) и отправлялся бродить по городу — сначала по тем местам, где они бывали вместе, потом на поиски еды и машин с бензином. Один или два раза он пытался зайти в церковь, но церковь не принимала его — некому было покаяться, и душа его давно была далеко.
Юля стала сниться Сергею реже, а чаще — какие-то кошмары с острозубыми чудовищами и падением в пропасть.
По весне в городе вдруг стали возникать пожары от самовозгорания. Огонь не слишком охотно перекидывался с одного здания на другое, но некоторые дома горели неделями, и чёрная копоть покрывала всё небо. Домашние животные гибли в квартирах, и в воздухе плыл сладковатый запах гниения.
«Антарктида? Северный полюс? — думал Сергей. — Какого чёрта она сама не могла заложить душу дьяволу и за это переместиться в Москву?»
Такие мысли подступали всё чаще, а через некоторое время неожиданно для него самого в голове промелькнуло: «Дура!»
Но иногда…
Иногда он закрывал глаза и видел её — безумно красивую, лёгкой походкой уходящую по солнечной морозной улице к сияющим на горизонте башенкам. Он шёл за ней, она оглядывалась, смеясь — негромко и нежно. Он догонял её, прижимал к себе, они целовались. Мира не существовало. Конечно, он и не нужен, этот мир. Друг другу нужны только они, и это всё искупает. Все грехи, все ошибки, всю Вселенную.
Но где же её носит, заразу! — день ото дня он раздражался всё сильнее.
Или это испытание? И когда она вернётся, всё станет ещё лучше и проще? Но зачем надо лучше? Зачем сидеть здесь, есть просроченную тушенку и ждать неизвестно чего.
Сергей знал, что в любой момент может вернуться в нормальный мир, полный людей и маленьких незлых радостей. Вернуться — один или с нею, но без надежды найти её вновь. Действительно, вернуться одному, а она либо уже сдохла, либо отравится какой-нибудь испорченной гадостью где-то в Нью-Йорке.
Незаметно пролетели полгода. Город разрушался на глазах. По улицам рыскали хищные звери. Ради развлечения Сергей стрелял в них из машины, убивая не сразу, чтобы трупы не разлагались, а лишь раня, так, чтобы они с воем метались по мостовой, пугая сородичей.
Он не раздражался по мелочам, но сорвать зло можно было только на животных.
Но вот однажды (снова однажды), когда он сидел у окна, расстреливая птиц, послышался шум мотора, а через несколько секунд во двор вошла женщина. Это была Юля. Она была страшно худа, и одежда болталась на ней, как на манекене. Под её глазами были огромные чёрные круги от бессонницы, а все руки были в синяках. Он смотрел на неё через прицел винтовки и видел, как она беспомощно улыбается, не видя его.
«Наконец-то», — злорадно подумал он и тихонько потянул за спусковой крючок, но в последний момент передумал. Она вошла в подъезд, и на лестнице были слышны её шаги. Открылась входная дверь. Он стоял перед нею.
— Любимый, — выдохнула Юля. — Я нашла тебя. Если бы ты знал…
— Где ты шлялась, сука, — зло оборвал её Сергей. — Где тебя, б…, носило!
В ту же секунду мир за окном наполнился людьми и звуками. Застучали отбойные молотки и завыли сирены!
Попытка не удалась. Искупления не произошло. Судьбы не бывает. Душа умирает навеки.
Разоблачитель
Знаю я их как облупленных. Их теперь столько вокруг развелось — не сосчитать. Как их назвать — не знаю. Пришельцы — слишком расплывчато, да к тому же все они разные. И что они здесь делают — тоже, в общем, загадка. Но что-то явно нехорошее. Потому что зачем было бы тогда так конспирироваться, если пришёл с миром? Нешто мы не люди и не поняли бы: даже если у тебя шесть ног и жало на хвосте — ты можешь быть вполне нормальным парнем. Так нет же — маскируются, паразиты.
Я их с самого детства замечал. Сначала думал — это всё фантазии, что у соседки тети Любы руки нечеловеческие, все в синих прожилках (уж потом понял — провода это, а она всё по врачам бегает — вроде как больная, а все и верят). Или дядя Костя с третьего. Дядя, тоже мне. Живёт и не стареет ни фига. Ему что тогда было лет сорок, что ещё бабушка про него рассказывала, что теперь — почитай ещё лет тридцать прошло — не меняется, и всё. Хотя и этот маскируется: вроде как пьёт, как лошадь.