— Можно сделать нечто такое, — сказала Карла, не подымая глаз и крепко сжимая зубы, — что перевернет всю твою жизнь.
— Да, но, дорогая моя, — сурово ответила Мариаграция, — я не представляю себе, как может девушка изменить жизнь, не выйдя замуж?! Вот после замужества жизнь и в самом деле меняется… Домашние обязанности, нужно ухаживать за мужем… воспитывать детей, если они появятся… Словом — множество забот, которые заставляют нас изменить свои привычки. Конечно, я от всего сердца желаю тебе счастья, но сомневаюсь, чтобы ты не сегодня-завтра вышла замуж… Поэтому я не понимаю, как может жизнь внезапно измениться по одному нашему желанию.
— Но, мама, — осмелилась возразить Карла, нервно сжимая в руке нож, — кроме замужества, есть немало вещей, которые способны изменить жизнь человека.
— А именно? — весьма холодным тоном спросила Мариаграция, отрезая ломтик яблока.
Карла посмотрела на нее почти с ненавистью. «А именно — стать любовницей Лео», — хотела она ответить. И со злорадным удовольствием представила себе, какое изумление, возмущение, ужас вызвали бы у матери ее слова. Но она сумела сдержаться и лишь с усмешкой сказала:
— К примеру, если б меня сегодня увидел глава американской кинематографической фирмы и, пораженный моей красотой, предложил бы стать актрисой… Моя жизнь сразу же изменилась бы.
Мариаграция поморщилась.
— Ты рассуждаешь, как ребенок… С тобой невозможно говорить серьезно.
— Всякое случается, — сказал Лео, которому не терпелось завоевать расположение Карлы.
— Как?! — воскликнула Мариаграция. — Моя дочь вдруг станет актрисой? Вы, Мерумечи, сами не знаете, что говорите.
— Шутки шутками, — сказала Карла, — но скоро мы, похоже, покинем виллу и переселимся в другое место… И нам придется экономить, так разве наша жизнь волей-неволей не изменится?
— Кто сказал, что мы оставим виллу? — удивилась Мариаграция, с наглостью отчаянья глядя Мерумечи прямо в глаза. — Пока ты не найдешь мужа, мы останемся здесь.
Лео посмотрел на Мариаграцию. Он побагровел от гнева, и, с трудом сдержавшись, лишь пожал плечами.
«Черта с два останетесь! — хотелось ему крикнуть Мариаграции. — Уберетесь отсюда, и даже очень скоро».
— Останемся, — с неуверенной улыбкой повторила Мариаграция. — Не правда ли, Мерумечи, мы останемся?
Взгляды всех троих скрестились на Лео.
«Черт бы тебя побрал», — подумал Лео, но ответил:
— Да, да, останетесь. — Он опасался новых сцен, а главное, боялся испортить все дело с Карлой.
— Видите! — торжествующе воскликнула Мариаграция. — Мерумечи дал слово. Пока ничего не изменится.
— Пока, — пробурчал Лео, но так тихо, что никто не расслышал. И в тот же момент на Карлу напал неудержимый приступ истерии. Лицо ее вдруг стало пунцовым, она стукнула кулаком по столу.
— Я… я не верю, — воскликнула она срывающимся голосом. — Ты, мама, хочешь, чтобы я задохнулась в этих стенах? А я предпочитаю полное разорение! Понятно тебе — разорение… Чем эта серая жизнь, лучше уж упасть на самое дно. Как раз вчера я говорила Лео, что днем и ночью думаю об этом. Вот и сегодня утром, едва я встала и взглянула в зеркало, я сказала себе: «Для меня начинается новый год жизни, он должен быть совсем непохожим на прежние. Потому что дальше так жить нельзя… Невозможно!»
Внезапно лицо ее из пунцового сделалось бледным как полотно, она опустила голову и разрыдалась. Все трое в смятении переглянулись. Мариаграция поднялась — слезы дочери показались ей вполне искренними, а значит, не стоило придавать значения всем ее предыдущим обвинениям — и подошла к ней.
— Охота тебе плакать так, без всякой серьезной причины?! Ну, успокойся… сегодня твой праздник… не надо плакать, детка.
Карла не поднимала головы, ее всю сотрясали рыдания. Но мягкие, успокаивающие слова Мариаграции на миг перенесли ее во времена детства с его ребяческими огорчениями и материнской лаской, и постепенно глухая, боль сменилась робким чувством растроганности. Она словно увидела себя такой, как прежде, — маленькой девочкой, и ей внезапно стало до боли жалко утраченной невинности и беззаботности. Сквозь пелену слез она различала полузабытых сверстников тех далеких дней. Все это длилось одно мгновение. Потом до нее донеслись слова Лео. Он тоже стал ее утешать.
— Ну… улыбнись же, зачем плакать? Она подняла голову.