ГЛАВА 4. Хлопотный эксперимент
20 ноября 1960 года Секстон читала воскресные газеты, где сообщалось о революционной программе — Рэдклиффском институте независимых исследований, месте для «интеллектуально сегрегированных женщин» 153. Как она поняла, речь шла о женщинах с высшим образованием, которые начинали работать как научные сотрудники и художники, но не смогли воплотить свои мечты. Как и многие выдающиеся женщины того времени, они всецело посвятили себя рождению и воспитанию нового поколения американцев, в то время как их исследовательские проекты пылились в долгих ящиках.
В статье описывалась типичная сегрегированная женщина: ей тридцать с небольшим, она училась в аспирантуре и получила перспективную стипендию, но не смогла продолжить свой научный труд. Другая версия: на этот раз женщина — живописец, она прошла обучение у лучших мастеров, но родила до того, как смогла организовать свою первую персональную выставку. Такие женщины, по словам репортера газеты The New York Times, «без стимула лишь с большим трудом могут вернуться к стабильной интеллектуальной и творческой деятельности, или же не возвращаются к ней никогда» 154. Секстон читала эти строки, испытывая чувство узнавания и благоговения. Ведь ей самой было около тридцати, и она обладала творческим потенциалом, но докторской степени и академических публикаций у нее не было. Неясно, подходит ли она под требования этой программы, да и подходит ли эта программа такой социофобке, как она. Энн продолжила чтение.
Она узнала, что Рэдклиффский институт предлагает «группе одаренных, но не обязательно известных женщин»!55 поддержку, которая им так нужна. В сентябре 1961 года двадцать женщин, имеющих докторскую степень или ее «эквивалент» в творческой сфере, получат должности младших научных сотрудниц. Им выделят рабочее место, доступ к огромным фондам Гарварда и ежегодную стипендию в размере 3000 долларов — этих денег недостаточно, чтобы уйти в свободное плавание, но, тем не менее это достойная сумма, которой хватит на то, чтобы покрыть текущие расходы стипендиаток. Программа открыта для всех женщин с высшим образованием, проживающих в Бостонской Агломерации, а не только для выпускниц Рэдклиффа. Чтобы выиграть одно из этих мест, необходимо было предоставить подтверждение прежних достижений и план будущей работы.
Секстон позвонила в Рэдклифф буквально в тот же день. Она хотела побольше узнать об этом необычном институте и выразить живой интерес к программе. И не она одна. С самого утра телефон в офисе президента Рэдклиффа неустанно звонил, так что пришлось нанять дополнительного сотрудника только для того, чтобы успевать отвечать на звонки. Многие звонившие, как и Секстон, были женщинами, которые запрашивали дополнительную информацию и узнавали, как подать заявку. Другие звонили просто чтобы выразить свою благодарность за идею и пожелать удачи. На фоне половины звонков слышался детский плач.
Дети Секстон уже прошли стадию истерик и памперсов: Линде было семь, а Джой — пять. Билли, свекровь Энн, часто ей помогала: она водила их на внеклассные занятия, готовила ужин, и по большей части выполняла материнские обязанности в те периоды, когда Секстон была к этому не способна. Как Линда писала в своих мемуарах 1994 года Searching for Mercy Street, «именно она [Билли] дарила свободу, которая позволила поэтессе делать то, что у нее так хорошо получалось» 156. Но тем не менее Институт обладал для Секстон особым очарованием. Несмотря на то, что Энн опубликовала книгу стихов и влилась в поэтические круги Бостона, она все еще чувствовала себя аутсайдером в городе, где ценился академический авторитет. В отличие от Кумин, Секстон не сделала научной карьеры (у Максин была и бакалаврская, и магистерская степень Рэдклиффа); она вообще не окончила вуз. Конечно, Институт не присуждал степеней, но он все же имел связь с одним из лучших университетов страны. Так что если Энн примут в Редклиффский институт, это, в некотором смысле, будет означать, что ее приняла бостонская интеллектуальная элита.