Что ж, посмотрим, что почтальончик нам принес. Наверное, письмо из дома. От мамы… Снова нытьё, сопли, просьбы приехать и прочая ерунда…
Повертев конверт в руках, я без сожаления выкинула его в помойное ведро и, отряхнув руки, отправилась спать. Ничего, всё равно нового я из этого письма не узнаю. Только зря время потрачу. В деревню я возвращаться не собираюсь, так что… Плевать на них. Пусть живут там, как хотят.
За последние два года мое общение с семьей ограничилось лишь парой писем, что я отправила в деревню. Первое было написано, как только я разместилась в монастыре, а второе, и последнее, тогда, когда переехала в Тирас, и когда судьба семьи перестала меня волновать совершенно. Прячась в горном монастыре я очень-очень хотела получить ответ из дома, но, увы, своего обратного адреса дать не могла. А теперь, когда мама заваливает меня посланиями, пропало желание их читать…
Снова развалившись на мягкой кровати, я прикрыла глаза, и попыталась ни о чем не думать. Но, провалявшись с час, и поняв, что все мои попытки уснуть, останутся безрезультатными, я встала с кровати и поплотнее запахнув халат, потопала в комнату к Канэду. Эльф дрых, тихо посапывая. Что ж, не стану будить. Пусть набирается сил и трезвеет. Ему еще меня лечить…
Проходя мимо большего старого зеркала, доставшегося мне еще от прежних хозяев этого дома, я остановилась. Нда… Сегодняшняя ночь ярко отразилась на моём лице фиолетовыми тенями под глазами, опухшими веками и слегка разбитой губой. Надо же, а ночью я этого и не заметила…
О колтунах на голове вообще стоит умолчать.
Поиски расчески заняли еще минут десять. Это всё моя дурацкая привычка разбрасывать вещи, виновата!
Надо же…Как волосы отрасли, — думала я, старательно расчесывая пряди, доходящие практически до середины спины. Помнится в первое время, в монастыре, я не могла связать их в хвост, что бы они не мешали мне во время тренировок. А теперь…
Память.
Темная комната монастырского тренировочного зала, освещается большими черными свечами, стоящими по углам. Огромные аркообразные окна, почти до потолка, полностью завешаны темными шторами, лишь пара солнечных лучей, с трудом пробившись сквозь плотную ткань, едва отсвечивают на полу. Пыльно, жарко и почти нечем дышать. Но Хао не жалея лупит меня боевой палкой. Отбиваюсь на пределе сил, как могу. Глухие удары дерева о дерево, и мои крики звонко раздаются эхом, отскакивая от высоких, каменных потолка и стен, отвлекая внимание и оглушая.
Всё, больше не могу…
— Хао, подожди несколько минут. Я устала, — обливаясь потом, сажусь на пол, и обхватываю голову руками. Волосы и одежда насквозь мокрые. Влажными ладошками пытаюсь убрать с лица прилипшие пряди.
— Хорошо, отдохнём, — монах, улыбаясь, садится рядом, нежно притягивая к себе. — Ты молодец. Через полгода станешь настоящим бойцом.
— Какой же из меня боец? — устало улыбаюсь в ответ. — Я художник.
— У тебя много талантов, — Хао откладывает в сторону палку и обнимает меня крепче, — уверен, что и женой ты будешь замечательной.
Мечтательно вздыхаю и кладу голову на плечо монаха.
Кажется, я всегда буду его любить.
Задумавшись, я незаметно для себя справилась с узелками в волосах, и теперь стояла, тупо смотря в никуда. На ходу засыпаю, что ли?
Дабы отвлечься, я решила принять ванну. Для этого пришлось изрядно попотеть, натаскивая воду из колодца. Пошатываясь под тяжестью ведер, я заметила голодные взгляды псов. Отметила для себя, что не мешало бы их покормить.
Прохладная ванна значительно прибавила сил, и я даже насвистывала веселую мелодию, пока спускалась по скользкой ржавой лестнице в погреб, где хранилось мясо для собак. Ели они конечно неимоверно много: Мне приходилось бегать на рынок практически каждый день, и возвращаться с килограммами тридцатью, свежего мяса. За день-два, они его уплетали. И это только начало — мои пёсики, еще полугодовалые щеночки. Страшно подумать, что будет с ними дальше. Ведь уже сейчас каждый из них, размером с двух взрослых кабанов.
Нет, всё же пора будить Канэда. Рана на плече снова стала кровоточить, да еще и тянуще побаливать, от чего вся рука как будто онемела. Мне совсем не нравится это ощущение. Пусть эльф меня лечит, а потом снова обнимется с подушкой хоть до завтрашнего утра…
Противный Канэд никак не хотел просыпаться, и совершенно не реагировал на тряску за плечо и легкие похлопывания по щекам. Я, конечно, понимаю, что после бессонной ночи нелегко резко проснуться, проспав всего несколько часов, но делать нечего. Не из вредности же я его бужу. Мне действительно очень надо. Я совершенно не хочу умирать в столь молодом возрасте от потери крови.
Это всё Ривин виноват, со своими ночными пробежками по лесу! Не мог, как нормальный человек подойти, представится, объяснить всё культурно. Не-ет, обязательно надо было из себя маньяка-убийцу строить, и заставлять меня с перепугу по колючим кустам лазить… От этих мужчин одни проблемы. В который раз убеждаюсь…
Кровь полилась с новой силой. Пришлось даже тряпку намотать. Но Канэд продолжал упорно спать как убитый, отчего в мою голову закрались мысли, о том, что он и не живой вовсе. Я слегка занервничала, но эльф меня успокоил, перевернувшись на живот, что-то бормоча во сне. Живой… хоть это радует. Жаль, что его чудесный сон придется прервать. И кстати, сделать это нужно как можно быстрее — тряпка, которой я в спешке обмотала плечо, насквозь пропиталась кровью, которая уже свободно стекала по начавшей ныть руке. Вот только как? Как разбудить это вредное существо? Я бы воспользовалась холстом, но ветка как назло пробила плечо с правой стороны, и я впервые пожалела о том, что не левша. Я, конечно, могу попробовать накалякать какое-нибудь чудовище, которое разбудит эльфа, но боюсь, спросони увидев мой шедевр, с непривычки криво набросанный нерабочей рукой, Канэд либо поседеет, либо тронется умом, а может и вовсе окочурится от разрыва сердца. А оно мне надо? Так что пусть пока мой холст отдыхает в тайнике. Придется по старинке — холодной водой окатить. Саму так несколько раз будили. Конечно, это неприятно, но зато очень действенно — и просыпаешься тут же, и бодрит заодно.
Заранее приготовив несколько больших и мягких полотенец, я снова отправилась на колодец. Нет, ну точно, начну разрабатывать левую руку! Это невозможно просто. Без работающей правой конечности чувствую себя беспомощной. И это мне совсем не нравится!
Не спеша доковыляв до комнаты для гостей, в которой на мягкой кровати мирно похрапывал Канэд, я без дальних слов преступила к главному — окатила эльфа прохладной водицей из колодца. Крику было много…и долго. Канэд, с вытаращенными от неожиданности глазами, подпрыгнул на кровати, встал на четвереньки, покрутился в разные стороны, сминая под собой постельное белье, и замер с испуганным лицом, уставившись на меня. Простыни и одежда эльфа насквозь промокли, а на полу возле кровати растеклась огромная лужа, но это меня сейчас не сильно беспокоило. Я стояла напротив друга, здоровой рукой прикрывая рот, чтобы не рассмеяться в голос. Эльф сейчас, стоя на четвереньках, походил на одного из моих псов после купания. Я ждала, что вот-вот Канэд начнет отряхиваться от воды на манер собак. Тот видимо понял мои мысли, хмыкнул, изогнул бровь и, встав с кровати гордо подняв свою белокурую голову, подошел ко мне. Я протянула ему приготовленные полотенца и, хихикая, вышла из комнаты, объявив, что жду его в гостиной.
Светлая гостиная, была моим любимым местом в доме, после чердака, где находилась мастерская. Если в мастерской я отдыхала морально, за работой над картинами, то в гостиной, обставленной мягкими диванами, аккуратными маленькими столиками и укрытыми тёплыми шкурами креслами, я могла расслабиться физически, развалившись на диванчике с книжкой в руках. Хотя, удавалось мне это крайне редко.