Сегодня дежурила отличная бригада. Все мастера своего дела. Сухих был счастлив от того, что он вновь был с теми, кого он любил. Он работал с этими людьми уже более семи лет, и коллеги стали для него семьей. Работа в реанимации постепенно меняла его. Он уже редко чему удивлялся, и почти ничего не боялся. Только вот сегодня с самого утра его не отпускало какое-то странное чувство. Александру всё время казалось, что сегодня должно было произойти что-то необычное. Но работы было так много, что Сухих забыл обо всём, даже об этом странном ощущении. Только когда ближе к полуночи в приемный покой больницы доставили странного пациента в очень тяжелом состоянии, Сухих вновь ощутил странное беспокойство.
Почти полночь. В отделении горят лишь прикроватные светильники, дающие достаточно света, чтобы наблюдать за пациентами и выполнять необходимые манипуляции. Аппараты искусственной вентиляции легких и кардиомониторы создают постоянный шумовой фон. Этот странный ритмичный гул очень похож на электронную музыку, и её почти никто из работников уже не слышит. И вот ночь вступает в свои права. И открывает двери для смерти. Люди всегда чаще умирают ночью.
Сухих закончил делать записи в историях болезни и отдал их дежурной медсестре. Он сделал почти всё, что можно было сделать для пациентов их отделения. Остальное было в руках Бога. Только Сухих в Бога не верил. Из двенадцати мест одиннадцать было занято. Даже если помощь потребуется десяти пациентам, что они смогут позаботиться лишь об одном из них. Вернувшись в ординаторскую, Сухих закурил сигарету. «Да, - подумал Александр, - и вновь мы сделаем всё возможное. Только не для всех». Он невесело усмехнулся. Работал он уже семь лет. И, честно говоря, порядком вымотался. Почти ежедневные свидания со смертью сделали его отношение к людям и жизни более циничным. Впрочем, его это беспокоило лишь временами. Где-то в глубине души он чувствовал неправильность того, что с ним происходило, но сделать ничего не мог. У Александра было слишком материалистическое образование, чтобы верить в высшие силы. И любые отклонения от традиционных научных представлений о мире и человеке казались ему признаками безумия. Все, что не укладывалось в научную картину мира, он с лёгкостью относил или к чрезмерно богатому воображению, или к признакам сумасшествия. Он и на любовь смотрел как на психофизиологический процесс, что возможно и подтолкнуло его брак к распаду. Так что теперь тридцатидвухлетний врач-реаниматолог Александр Германович Сухих всецело отдавался работе. Так было и сегодня. Отмахнувшись от невнятного ощущения душевной пустоты, он вновь погрузился в работу. Короткий отдых закончился. Затушив сигарету в пепельнице, Сухих вышел из ординаторской.
- Александр Германович, - тут же кинулась к нему дежурная медсестра, - Александр Германович, звонили из приемного покоя, очень просили подойти. Там хирурги, и вроде не наш пациент, но Лавин очень просил вас прийти. Срочно.
- Давно?
- Пару минут назад, я как раз шла за вами.
Александр вздохнул и направился к выходу из отделения.
Через минуту он уже стоял в хирургической смотровой приемного покоя. Там его ждали хирург Лавин и травматолог Степанов. Кивнув коллегами в знак приветствия, Александр спросил:
- Что у вас тут?
- Странный и, похоже, тяжелый случай. Всё как ты любишь.
- Сейчас посмотрим.
В центре небольшой смотровой комнаты стояла каталка, и на ней лежал пациент. Это был мужчина средних лет. Очень бледный. Он тяжело дышал. Глаза его были закрыты. Похоже, он был без сознания. Сухих подошел к пациенту. Проверил пульс. Пульс был слабым, нитевидным и поверхностным. Сухих было ясно, что и дышать пациенту очень трудно. Но главное, что бросалось в глаза - это бледность кожных покровов. Кожа пациента была очень бледной, будто у больного начисто отсутствовали кровеносные сосуды. И на ощупь кожа была очень-очень холодной. Состояние пациента было крайне тяжелым. Однако не было никаких видимых повреждений.
- Диагноз? - спросил Сухих.
Лавин и Степанов пожали плечами.
- Предположения?
- Никаких, - признался Лавин, - вообще никаких. Саша ты же знаешь, мы бы тебя дергать не стали просто так. Но ты сам посмотри. Почти труп, а никаких признаков внешних или внутренних повреждений нет. Все чисто. Ну, кардиограмма, конечно, так себе. Да и состояние у бедолаги не фонтан.
- Дергать бы они меня не стали, - буркнул Сухих, - все равно бы пришлось к вам идти. Явно, что не к себе вы его на отделение положите, а нам спихнете. Внутреннее кровотечение исключили?