рнулся в сторону леса. Навстречу, со стороны отлогих холмов, с гиком и свистом выметнулась русская конница. Впереди, низко пригнувшись к гриве, летел генерал Краснов. За ним, чуть приотстав, рвались в намёте донцы. Упали наведённые пики. Французы, увлечённые погоней за ополченцами, подставили бок. - Ура! Ура-а! Сарынь на кичку! Круши-и-и! Топот за спиной нарастал. Пантелейка заорал, и сиганул в неглубокую яму, заросшую бурьяном и сорной травой. Сверху хряснуло, захрипело, на Пантелейку свалился распластанный труп. Скорой тенью мелькнуло конское брюхо, соскользнувшее копыто осыпало край. В следующее мгновение над ямой, с лязгом, рёвом и грохотом, сшиблись кавалерийские лавы. Резанул сырой стук железа, истошный визг лошадей, матерные крики, чужая непонятная речь. У Пантелейки насквозь промокла спина. Сунул руку, вляпался в кровь. Он забился, засипел с трудом отвалив мертвеца. Фрол. Французская сабля рассекла соседа у пояса, из живота, пузырясь и разбухая, лезли синюшные потроха. Схватка откатилась. Пантелейка осторожно высунулся. Казаки опрокинули и стоптали врага, бой распался на череду скоротечных, яростных рубок. Французская конница отступала, застигнутая врасплох. Донцы разили в спины, окружали отдельные группки, в упор стреляли из пистолей, низали на пики. Поле покрылось телами. Обезумевшие кони волокли застрявших в стременах мертвецов. Французская пехота попыталась построить каре, не успела и лопнула, уступая напору донцов. Люди метались в хаосе и дыму, русские и французы смешались. Совсем рядом, генерал Краснов, с жутким, забрызганным юшкой лицом, полоснул наотмашь драгуна. Градом посыпались ядра. Одно ударило в бок генеральского, белоснежного жеребца. Конь протяжно заржал и опрокинулся, подминая всадника. К нему бросилась французская солдатня. Пантелейка сдавленно зарычал и рывком вылез из ямы. Не думал он в тот момент о себе. Солдат замахнулся на генерала штыком. Пантелейка подскочил в три гигантских прыжка, и вложил в удар всю свою мужицкую силу, всю свою ненависть. Весело звякнувший кистень раскроил французскую голову, пробив череп как спелую тыкву. Ещё одного успел перетянуть вдоль спины, прикрыл генерала собой, заорал озверело, с воем раскручивая кистень: - Подходи по одному, ужо угощу! Был Пантелейка страшен, с ног до головы измызганный кровью и грязью, простоволосый, с перекошенной мордой. Французов осталось двое, они быстро пришли в себя, и полезли, обходя с разных сторон. «Лучше бы в яме сидел», - подумалось Пантелейке тоскливо. Резкая боль ожгла левую руку, отмахнулся не глядя, и не попал. Вот и смертушка... Хрясь! Подскочивший сбоку всадник ударил саблей. Француз захлебнулся багровой жижей, захрипел разрубленным горлом. Второй завизжал и успел отбежать на десяток шагов, прежде чем казак, бросивший галопом коня, смахнул ему голову и половину плеча. Пантелейка обмяк, в беззвучных рыданиях, руки тряслись, кистень, облепленный кровью и волосами, налился невиданной тягой. Казак вернулся, спрыгнул с седла, бросился к генералу. Краснов ворочался под тушей, выплёвывая алую пену. Из раны в лошадином боку жутко топорщились рёбра, краснело голое мясо. - Помогай, чего встал? - окрысился казак, тот самый, чубатый насмешник. Вместе приподняли коня, вытащили Краснова. Пантелейка утробно сглотнул. Левая нога генерала волочилась на порванных сухожилиях и тоненькой полосочке кожи. Кровь хлестала ручьём. Генерал попытался подняться, обмяк на руках и прошептал: - Что наши? - Бьют французов! - отозвался чубатый. - Дай Бог, - едва шевеля губами обронил Краснов и провалился в беспамятство. - А ну разошлись! - подоспевшие офицеры оттолкнули Пантелейку, захлопотали вокруг. - Иван Козьмич! - Лекаря живо! - Лекаря! Пантелейка, пошатываясь, отошел в сторону. Его мутило от пережитого страха, изувеченных трупов и приторного, медного запаха пролитой крови. - Эй, а ну погодь! - чубатый догнал, пытливо заглядывая в глаза. - А ты парень хват, не спужался, настоящий казак! - Да чего там... - засмущался Пантелей. - На-кась держи от меня! - донец стащил с головы лохматую шапку, нахлобучил Пантелейке, тот и опомниться не успел. Коротким свистом вызвал коня, прыгнул в седло и лихо гикнув, унёсся к своим, добивать бегущих французов. Пантелейка неверяще рассмеялся, трогая шапку за жесткую, баранью махру. Стоял он среди бескрайнего поля. Не было на том поле холопов, генералов и казаков. Были ратники земли русской. Равные среди равных. Победно и скорбно ревела полковая труба. Бледный, ещё больше постаревший капитан Яхонтов хромал среди тел. Двенадцатый полк московского ополчения, выманивший на себя французскую кавалерию, полёг почти весь. Корпус генерала Карла Сиверса, ведя арьергардные бои, выгадал армии Кутузова сутки. День двадцать четвёртого августа иссякал кровавым багрянцем. Скупые лучи закатного солнца играли на куполе Колоцкого монастыря и косо падали на восток, туда, где обмерла в предчувствии чего-то великого, никому до поры неизвестная, деревенька Бородино.