– А с каких пор у нас мелких таких берут? – Коренастый рыжий парень плюхнулся на сиденье рядом с Андреем, спортивную сумку он бросил себе под ноги, толкнув ее носком ботинка под соседнее кресло. – Тебе сколько лет-то, пацан, – двенадцать?
Андрей отвернулся от окна и посмотрел на соседа. На вид тому было двадцать – двадцать пять. На лбу уже были морщины.
– Мне четырнадцать, – сердито ответил он.
– Врешь?
– Да нет, с чего бы? – ответил Андрей.
– Ну ты же, типо, ребенок еще! – продолжал недоумевать рыжий. – Ты это, сирота, что ли?
– Нет.
– Хм, а что тебя родаки от армейки не отмазали? Меня вот пытались, но я сам решил пойти.
– А меня мать как раз сюда и отправила. То есть мачеха, а не мать. Но по закону – это без разницы, – безразлично ответил Андрей.
– Ни хрена себе, – присвистнул рыжий, – ну ладно, не буду приставать, дела семейные.
– Семейные, – повторил Андрей это странное слово и снова отвернулся к окну. Там мелькали хромые собаки, чьи-то дачи и планы на жизнь.
Автобус свернул на грунтовку, и теперь вдоль дороги тянулись только лысые деревья, продрогшие и одинокие. На одном из них сидела ворона и угрожающе каркала. Как будто говорила: не пересекайте это поле, дальше пути нет, дальше – мое цар-р-р-рство.
Водитель наконец додумался включить радио, и из динамиков полетел жуткий и какой-то неправдоподобный бабий вой:
– Эй, водила! Переключи! – закричали все парни разом.
– Это ж надо жуть такую в эфир пустить!
– «Дорожное»! «Дорожное» включи!
Водитель и сам был рад сменить репертуар, и вскоре по салону уже разносился успокаивающий, с хрипотцой голос, поющий про дом-тюрьму, корешей и воронье.
– Это что такое было вообще? – спросил Андрея сосед. – Молитва, что ли, какая-то?
– Не знаю.
– Не знаешь так не знаешь. А зовут тебя как?
– Андрей, – ответил мальчик и впервые пристально посмотрел в широкое веснушчатое лицо своего рыжего попутчика.
– А меня – Пашка, – сказал тот и хлопнул Андрея по плечу.
Андрею захотелось сказать «Приятно познакомиться», но он не стал. Это в школе можно было так говорить, покупая себя капучино в автомате. А здесь – как-то глупо.
– Эй, командир, а когда приедем? – выкрикнул кто-то из парней спустя два часа пути.
– Так приехали уже, – ответил усатый мужик лет пятидесяти, сидевший рядом с погрустневшим водителем.
– Куда приехали-то? – понеслось со всех сторон, парни завертели головами.
Ничего, кроме поля за окном и отвратной ноябрьской погоды, Андрей не видел. Это поле мелькало перед глазами половину пути, никаких изменений, говоривших о том, что они куда-то прибыли, не было.
– На месте уже, говорю! Выходим! – гаркнул командир.
– Пешком дальше, что ли, до лагеря? – удивлялись все, но хватали вещи и выбегали из автобуса.
Андрей тоже взял свой бывший когда-то школьным рюкзак и вышел.
Холод сразу разогнал остатки запахов и какой-либо уверенности хоть в чем-то. Хотелось зацепиться взглядом за что-то знакомое, но ничего не было. Ни домов, ни построек, ни людей, ни зверей – только седая от инея земля и такое же седое, распластавшееся над ней небо. Но было кое-что еще, то, что глаза, уставшие от одинаковой серо-белой гаммы, не сразу могли разглядеть. Андрей заметил это первым и сначала даже подумал – показалось, но, когда его попутчики стали тыкать пальцами куда-то в центр поля, он понял – нет, там и правда есть на что посмотреть.
Вдалеке на стального цвета земле стояли десятки, а может и сотни панцирных кроватей. Без матрасов, одеял, простыней и подушек – абсолютно голые, они тянулись до самого конца поля, за которым начинался лес.
– Это что за херня?
– А крышу там не забыли сверху приколотить? – ехидно спросил смуглый темноволосый парень, которого, кажется, звали Егор.
– Разбомбили уже, что ли, часть нашу? – выкрикнул кто-то.
– А ну-ка заткнулись! – заорал командир, но тут же перешел на сдержанный деловой тон: – Вы, пацаны, без эмоций давайте. Лагерь-то тренировочный – вот и тренируйтесь. Страна у нас в трудном положении, сами знаете, чем смогли, тем помогли, а дальше вы о себе сами позаботьтесь.
– И как, интересно, нам позаботиться, тут же нет ни хрена? – зло прищурившись, сказал похожий на шкаф парень.