Тем временем, солнце зашло за горизонт. Пора и честь знать, гости засобирались. Хозяин проводил посетителей до калитки.
На прощание он отвёл Веру в сторону:
- Милая, думаю вопросик тебе задать. Можно?
- Конечно, дядь Прохор. Спрашивай.
- Я, в отличие от этих балбесов, - хозяин кивнул в сторону практикантов, - верю в то, что ты говоришь. А вот, к примеру... не можешь сказать мне, где Клавушка сейчас?
Прохор с надеждой заглянул в глаза девушки. На несчастного мужика было больно смотреть.
- Нет, не знаю. Но, наверное, скоро многое прояснится. Совсем скоро.
- Что ж, будем ждать. Если какая помощь понадобится – то я завсегда. А завтра с утра жду вас. До свидания всем!
- Всего доброго, Прохор!
Ребята пошли провожать девушек в комендатуру.
Кабан незаметно – кусточками, кусточками - сопроводил всю группу до околицы. А потом рванул домой: делать себе алиби.
Бугай распахнул дверь и сглотнул набежавшую слюну. По всей избе разносился аппетитный запах щей. Сестра, видать, наготовила. Для кого и варит, дура? Сама ест меньше воробья. Дочку отправила к свекрови – подальше от греха, то бишь от дядьки. Так и ладно, он не в обиде – чем меньше народу, тем больше кислороду. Ишь, краля - позу держит, не разговаривает. Ничего, скоро у тебя сладкая жизнь закончится, Танечка!
Запах квашеной капусты приятно щекотал ноздри, в животе заурчало. Отбросив колебания, Кабан решительно завернул на кухню.
Татьяна возле рукомойника чистила кастрюли. Она даже не повернулась в сторону брата. Кабан же схватил самую большую миску и навалил себе солидную порцию, ополовинив на раз кастрюлю. Вот так-то, Танюша! Попробуй, что-нибудь скажи. Но сестра молчала.
Детина опустошил блюдо, громко отрыгнул и, ковыряя пальцем в зубах, сообщил сестре:
- Я с утра собираюсь в город съездить. Работу поискать. Так что, пораньше спать лягу. Ты меня не буди.
Женщина ничего не сказала в ответ. Она продолжала молча тереть кастрюлю. Да пропади ты пропадом, злыдень! Дал же Бог братца!
Татьяна была на тринадцать лет старше Кабана.
Она помнила, когда мать привела в дом здоровущего дядьку, как оказалось – недавно освободившегося из лагеря. Мама объявила Танюше, что теперь это будет её новый папа. Глупая, наивная женщина! Не понимала она, что в двенадцать лет человек уже почти взрослый.
Новоявленный «папаша», бывший на десяток лет моложе своей жены, оказался настоящим тираном. Самый, что ни на есть, волк в овечьей шкуре – злой и хитрый. Девчонка боялась возвращаться домой после школы, особенно, когда мама работала в вечернюю смену. Ещё как-то сдерживающийся при супруге, наедине с Танюшкой отчим зверел. Он буквально истязал падчерицу за малейшую провинность: бил девчонку ремнём, запирал её в тёмном чулане, лишал ужина. Матюгом и тумаком «воспитывал» ребёнка поселившийся в их доме дядька.
А перед сном, лёжа в своей кроватке, Танюшка мысленно разговаривала с отцом, погибшим на лесозаготовках два года назад. Девочка жаловалась папочке и просила помощи. Ведь никто не знал, как ей было плохо.
Видно, есть на свете Бог. Года не прожил с ними новый «родитель». Замёрз в сугробе – по дороге домой, перепив бражки в гостях. После ходили слухи по посёлку о нелепой, случайной смерти отчима. И был-де не сильно пьяный, да и до дому-то идти – рукой подать. Мол, заблудился, глупец, в трёх соснах.
И лишь Таня знала, что помог ей папка, спас свою доченьку милую. После похорон отчима явился отец девочке в ночь под утро и рассказал всё. Как глаза отвёл извергу, как «водил» его до изнеможения, и как пел ему злую колыбельную, усыпляя на веки вечные ледяным дыханием. Никому Таня не сказывала об этом чудном сне. Но знала она – так и было!
Да только успел нелюдь оставить после себя семя: забрюхатела мамка. А потом родила мальчика. Всем - на беду, себе - на гОре. Ох, и выродок! Копия батьки – родитель вылитый.
С двенадцати годов маму бить начал. Таня к тому времени уже шесть лет как замужем была, жила с семьёй у мужниных родителей. До поры ничего не знала.
А раз пришла к матери – у той синяк под глазом. Как, почему? Молчит мамка, только плачет. Но потом прорвало её. За что же мне, говорит, такое наказание-то? Уж, я ли его не лелеяла, не холила? Последнее сыночку отдавала – и вот она, расплата. Глумится над матерью, бьёт, деньги отбирает.
Таня к участковому побежала – против воли матери. Евгений Петрович, царство ему небесное, в ответ: я тоже об этом слышал, да ничего сделать не могу. Разговоры к делу не пришьёшь. Бумагу надо. А мамка заявление писать наотрез отказывалась. Жалко ей кровиночку, видите ли. Так и терпела – пока не посадили урода. Ещё поездила к нему на свидания два года, передачи повозила. И вдруг – беда! Разбил матушку инсульт. До пятидесяти не дотянула.