За день Татьяна умаялась. Участковый, вопросы, протоколы, хлопоты…. Как же это всё муторно! Одно только радовало – не будет выродок больше ей жизнь отравлять. А пока ещё Кабан находился в своей комнате - покоился в свежем гробу на табуретках.
Спасибо Грендельману: расстарался начальник, помог по-человечески. И «домовинку» организовал, и в морг завтра отвезёт, и похороны за счёт совхоза устроит. Скорей бы уж закопать братца, да и забыть о нём навсегда! Вспомнив лицо Кабана, посмертный нечеловеческий оскал его, Татьяна содрогнулась от ужаса. Нет, ночевать здесь сегодня она не останется! Надо поскорее убираться из дома! Куда? Да к старикам Вениным! Свекровь, хоть и косится на сноху, но переночевать пустит.
Женщина стала спешно одеваться. Вечер наступал, и жутко становилось в родительском доме. Бегом, бегом отсюда! Хозяйка выскочила на улицу и, не закрывая на запор дверей, скорым шагом пошла прочь. Вечер окутывал сумраком посёлок.
Малофей вылил остатки самогонки в стакан. Лицо его осунулось и побледнело, от каждого шороха старик вздрагивал. Ох, и натерпелся страху, едрить твою печёнку! Первый испуг прошёл, но дед всё ещё очень боялся. Выходил на улицу только по вечерам - для того, чтобы закупить у Павлы спиртное, благо, жила завхоз не очень далеко. Всё остальное время старик находился дома, закрывшись на многочисленные запоры. Дверь, выбитую Кабаном, охотник починил и изрядно укрепил.
Малофей перестал принимать гостей, справедливо опасаясь новых неприятностей. Как говорится – бережёного Бог бережёт. Всю свою жизнь дед придерживался этого мудрого правила.
В сорок первом, наплевав на героизм, молодой красноармеец с криком «Сталин капут!» сдался фрицам в первом же бою. После, уже под командованием генерала Власова, Малофей пристроился служить кашеваром. Вполне благоразумно – подальше от пуль, поближе к кухне. На службе Третьему рейху особых подвигов он не совершал, лишь подворовывал потихоньку немецкую тушёнку и сахар.
Потом, уже после войны, были лагеря для перемещённых лиц и конечная станция Колыма. А там сам Бог велел против ветра не ссать! Ломали в два счёта.
После смерти сверхбдительного товарища Сталина дело красноармейца пересмотрели. За отсутствием прямых доказательств, Малофея полностью реабилитировали. Теперь вот старик – ветеран войны, в почёте и уважении. Так, ведь правильно: был на фронте. И какая разница, на чьей стороне воевал? Пули везде одинаково убивают.
Малофей распотрошил несколько окурков и скрутил цигарку, ловко завернув табак в газету. Достал спички, намереваясь прикурить.
Вдруг неожиданный громкий стук в дверь заставил его подскочить на стуле. Спички упали на пол, самокрутка прилипла к нижней губе. Дед, открыв рот, замер в страхе. Кого чёрт принёс? Отпирать, конечно же, он не собирался.
Стук повторился, из-за дверей раздался голос:
- Малофей, отвори! Пригласи меня к себе!
Кабан, что ли? Голос, вроде как, его. А, может, и нет. Будет Кабан приглашения просить, как же! Старик задумался: кому же не спится-то? Тем временем стук повторился.
Малофей потихоньку, стараясь не скрипеть, поднялся с табуретки. Подкрался к окну, отодвинул жёлтую, сто лет не стираную, занавеску. И тут же с визгом отскочил. Прямо на него, прильнув к стеклу, страшными пустыми очами смотрел Кабан! Исчадие, как есть исчадие - глаза горят! Эх, дурак, пошто полез к окну?! Спалился, теперь придётся открывать. А делать этого старику очень не хотелось.
Хозяин громко ответил, стараясь придать голосу жалостливости:
- Не могу, милый. Ноги отказали совсем, еле ползаю по дому. В другой раз приходи!
- Малофей, впусти меня! – голос Кабана был без привычных агрессивных интонаций, но, тем не менее, внушающий страх. Сильный страх.
Что-то здесь не чисто, непонятно как-то. Пускать ли Кабана в избу? Малофей прислушался к своему внутреннему голосу, взвешивая все «за» и «против». На фронте и в лагере, в процессе борьбы за выживание, он развил свой инстинкт самосохранения чрезвычайно. И вот теперь этот самый голос твердил ему - всё громче и громче. Нет! Не надо открывать! Худо будет!
Старик осмотрелся по сторонам, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Сундук! Старинный, доставшийся Малофею по наследству - он стоял в зале, используемый хозяином и его гостями в качестве лавки. Недолго думая, старый охотник нырнул туда и захлопнулся.
- Малофей, открой! Позови, пригласи! Пусти! – голос Кабана стал умоляющим.
Вот ведь, варнак, убивец! На жалость давит. Но с Малофеем этот номер не пройдёт, потому как - учён жизнью. Дед затаился, словно мышь в норе, не отвечая на призывы ночного визитёра. Наконец, всё стихло. Незваный гость удалился восвояси. Малофей же, несмотря на то, что был порядочно во хмелю, уснул только под утро. Прямо в сундуке.