Панкратыча, конечно, жалко. Но, опять же, он сам во всём виноват. Пьёт без перерывов. А белая горячка, в отличие от ходячих покойников – научно доказанное заболевание.
- Смотрите, там кто-то идёт! – указал рукой Алан.
Всмотревшись, Шурка тоже заметил смутный силуэт, выныривающий временами из мрака кладбищенских деревьев. Тень, обходя кресты, продвигалась по направлению к старой дороге – той, что вела от кладбища к посёлку.
- Бросьте выдумывать! – Васька даже слушать не хотел ничего подобного.
- Да и пусть себе идёт. Нам что за дело? – спокойно рассудил Шурка, вспомнив, как они когда-то улепётывали, не пойми от чего.
- Может, просто собака бегает? – предположил Алан.
Друзья уже подходили к мостику. Стояла чудная погода - небо вызвездило, ни ветерка.
Малофей собирался в гости. Хоть и не свеж товар, но…, на безрыбье выбирать не приходится.
Стрелки ходиков придвинулись уже к полдвенадцатого ночи. Старый охотник нахлобучил на плешь фуражку -«сталинку», слегка сдвинул её набок и, прихватив одну бутылку (хватит для куражу), а так же пять рублей денег, отправился на свидание.
Тёплая ночь объяла лесной посёлок. Верхушки деревьев замерли, словно оцепеневшие. Стояла тишина, лишь иногда цвиркали в траве сверчки. Луна, царица ночи, расплылась по небу ярко-белым блином.
Старик пошёл к сторожихе в это время не случайно. Он знал, что к полуночи Афиногеновна бросает пост и до утра остаётся дома, появляясь на объекте - то есть в мастерских - лишь перед приходом начальства. Конечно, это было известно и Грендельману, но мер против данного нарушения дисциплины директор не принимал. Техника в комплектации, краж не зафиксировано - так и чёрт с ней, с Афиногеновной!
Двухквартирный облупленный домик сторожихи ютился на отшибе, скрываясь за молодым ельником – ни номера, ни улицы. Одна квартира много лет уже пустовала, а во второй жительствовала тётка Афиногеновна. Эта дама когда-то давным-давно угодила в Березняки на отсидку за проституцию, да так и осталась в местных краях.
Свет в окошке Афиногеновны горел – значит, уже дома бабёнка! Охотник подошёл к жилищу сторожихи и внимательно прислушался. Ни звука.
Старик заглянул потихоньку в окно. Афиногеновна заваривала чифир, водрузив металлическую кружку на коптящий керосиновый примус. Рядом на столе стояла початая пачка грузинского чая.
Вроде, всё тихо! Малофей уже собрался, было, стучать в стекло условным сигналом, но в самый последний момент отдёрнул занесённую руку от окна.
Внутренний ли голос, инстинкт ли самосохранения, шепнул деду: берегись, рядом кто-то есть! Старик, не раздумывая, нырнул в репей, густо разросшийся под окнами – и вовремя.
У распахнутой калитки неожиданно-беззвучно выросла тень. Знать, ещё один посетитель наведался к сторожихе! Дед, затаив дыхание, повёл глазом в сторону тени и… чуть не запищал от испуга - да это же Кабан, исчадье!
Ах ты, аспид! Умер, похоронили, закопали… ага! Вона, ходит по улицам изверг, разгуливает преспокойно. Ну и народ пошёл - никому верить нельзя!
Кабан постучался к Афиногеновне – требовательно, громко. Однако хозяйка открывать не торопилась.
Скрипучим голосом сторожиха поинтересовалась через дверь:
- Кого леший принёс?
- Открой, родимая! Пусти меня!
- Это ты?!
Дверь распахнулась настежь. Грузная фигура хозяйки выплыла на крыльцо.
- Проходи, заюшка! Уж как по тебе соскучилась, сладенький! Прости, что сразу не признала. Думала, опять Малофейка припёрся, стручок замшелый! – заворковала голубицей Афиногеновна.
Старика в кустах покоробило. Ненасытная ведьма! Сама уж давно в тираж списана, а, смотри ты – кокетничает, пенсионерка. Молодого ей подавай, тьфу!
Кабан, не говоря больше ни слова, прошёл в дом. Гостеприимная хозяйка затворила за гостем дверь. Брякнул крючок.
Малофей, ни жив ни мёртв от страха, пополз прочь по-пластунски. Бутылку, словно боевую гранату, старый охотник крепко держал в руках. Навыки тактической подготовки, полученные почти полвека назад в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, не забылись.
Отдалившись на безопасное расстояние, дед вскочил на ноги и дал стрекача – будто молодой солдат-первогодок.
Малофей нёсся быстрее ветра и лихорадочно соображал на ходу: куда, куда податься? Домой? Ни в коем случае! Дед помнил, какого страху он натерпелся, сидя в сундуке.
Охотник полез в придорожный ивняк, намереваясь запутать следы в случае погони. Ветки хлестали его по лицу, но Малофей не чувствовал боли. Наконец, кустарник поредел.
Весь исколотый чертополохом, старик вылез из зарослей и угодил в глухой тупичок – тот самый, где Шурка когда-то подсматривал за Клавкой.