— Да… а потом уже ничего доказать не мог… Я же говорю — он редкостная дрянь. Но только так мы можем заткнуть ему рот.
— Как ты всё хорошо устроил! — восхищённо произнёс я.
— С кем устроил? — задумчиво спросил Юрий. Он уже явно думал о другом.
— A с Беренклау. Он нам не помешает?
— Не помешает.
— Как же ты быстро нашёлся?
Он усмехнулся:
— А вы, князь, быстро перешли со мной на «ты».
Блин! Меня подвела привычка людей двадцать первого века «тыкать» встречным и поперечным. Я начал бормотать извинения, но Юрий отмахнулся:
— Это даже лучше. Моя мать — кузина семиградского володаря, мы — ровня. «Ты» так «ты», только при чужих не забывайся.
— Но ты быстро сообразил с этим негодяем.
— Подумаешь, хитрость великая. Если кто-нибудь узнал о твоём деле, которого никто не должен знать, то, чтобы он не разболтал дальше, лучше всего сделать его своим сообщником. Нам удобнее было ехать втроем перехватывать бумаги, но я решил сэкономить. Вот чёрт и прислал этого Беренклау третьим. От судьбы не уйдёшь, и нужно уметь её в свою пользу оборачивать.
— А Беренклау не продаст? Не испортит дела? — нерешительно спросил я, всё ещё мучаясь собственной неосторожностью на балу. Меня смущало, что Беренклау — вор.
— Подумаешь — испортит! Что бы ни случилось, так тому и быть. Если дело удастся, награда будет значительная, и он будет молчать. А я доложу майору, кто поедет со мной. Если негодяй выдаст, он должен будет отвечать головой. Как и я, и ты. И мы можем все испортить. Всего не предусмотришь.
Глава 4
ВЫРНИКУШ И НАМЫСТЫНКА
— Завтра вечером за курьером поедет Беренклау и будем ждать от него вестей, — сказал Юрий. — Но тебе тесно у меня, князь Дмитрий, я нашел тебе квартиру. Есть тут молодой поручик Майский, не особенно знатный и не богатый человек, но родня генералу Загряжскому. Кругом в долгах, к вечеру всегда пьяный и часто за всякие истории попадает на гауптвахту. Но его любят. Только я тебя к нему в жильцы не послал бы, но в его большом доме (собственно не его, а теткином, но тетка все больше в других домах и имениях живет) два крыла. В одном наш милейший поручик куролесит, а другое пустым пусто. Вот там и будешь жить.
Я вдруг подумал, что мне отказаться невозможно, даже если бы поручик Майский куролесил и во всем доме, потому что жить мне негде, денег почти нет, даже одежда с плеча Юрия. Поэтому только кивнул, а Юрий продолжал говорить:
— Я вижу ты и слуг не взял с собой. Ну, да это дело поправимое. Есть тут мой ближний человек. Но это так говорится «ближний человек», по привычке. Дома, в родительской усадьбе, при семействе одни селяне остались, на стол Богута-огородница супницы и блюда чёрными, зашкарублыми руками подаёт. Да ещё сегодня эти селяне здесь, а завтра погрузят узлы и скрыни на возы и — эгей, только их и видели! И ничего удивительного. Лучше в степях сабелькой помахивать или на балах вольсы танцевать или пахать чернозёмную целину, чем сидеть в старом замке возле зелёного омута и среди буераков.
Я молчал, ошеломленно пытаясь представить мир, в котором Богута-огородница с чёрными, зашкарублыми руками вдруг начинает танцевать на балах вольсы.
— Так что многим людишкам все позволялось, ведь всыпать батогов приказать было некому. Вот и досталось мне ближних людей от отца только двое. А обижать Вырникуша никак нельзя, он сам кого хочешь отхлещет саблей плашмя, а то и заклятье какое наложит. Балуется он волшбой.
— Кто-кто? Вырни-кто?
— Вырникуш, ты его еще не видел. Он вроде моего дядьки-воспитателя был, а сам на все про все. Он черкас[3], но я иногда думаю — турок или индус. — Юрий криво усмехнулся. — А самое главное, не плюй в колодец, говорит пословица. Разве не Вырникуш раздобыл отцу чудесный палаш, в меру тяжёлый, в меру уравновешенный, ещё и с вытравленной древней надписью? Когда я по юношеской дури запалил коня, напоив его, разгорячённого в реке, разве не Вырникуш пощупал коню храпы и чрево, достал из сумки какие-то корешки, пошептал — и конь словно и не хворал! Говорил Вырникуш, что отец мой его от смерти спас, потому он нам служит. Но когда и как было дело спасения, в такие подробности не вдавался. И отец молчал. Возможно, не стоит интересоваться, — завершил Юрий рассказ. — Так что у меня только Вырникуш и еще один человечек. А денщик мне из нестроевых солдат полагается. Но в доме у Майского прислуга для тебя найдется.
Так что не прошло и часа, как я оказался в доме не то поручика Майского, не то его тети-путешественницы.
Сразу после приезда в Петербург я от волнения, избытка новых впечатлений и в ожидании бала и встречи с Анной Клингой почти не воспринимал окружающее. Теперь же, когда денщик Смилянича вез меня в бричке, я уже смог кое-что осмотреть. Меня поразило, что Петербург совсем не был похож на город, а представлял собою как бы отдельные усадьбы, находившиеся, словно в деревне, в близком соседстве. Может, так было не во всем Петербурге, но другого я не помнил.