— И много вы у нее просили?
Леся покрутила головой:
— Ничего. Только вчера ее нашла. Страшно мне чего-то.
Я взял булку и поэкспериментировал с куклой. Стало понятно, что «разговор» ее включался не едой, а нажатием на рот. У мишки, помнится, нужно было нажать на животик. И говорила кукла только «Спасибо. Чего изволите?», да и то очень невнятно, если бы Леся мне об этом не рассказала, я ничего бы не разобрал.
— А что-нибудь еще она говорит?
— Не слышала.
Ну, все понятно: покойная мама хотела дочку успокоить, подарила ей говорящую игрушку. Что-то из детских желаний могло исполниться само собой, а Лесе было бы легче жить без мамы.
— Ай, неланно.
Леся покраснела, как обычно краснеют рыжие, — всем лицом.
— Как та мозно? Барысня и кавалер любезничают, — женщина строго кривила скуластое лицо.
Блин! Как же я забыл, что здесь старина и всякие глупые обычаи? Вон и Анна на бал без компаньонки не могла пойти, хорошо еще говорить мы могли с ней наедине. А сейчас наверняка генеральшу не ко времени принесло. Или еще кого. Жаль, я о стольком хотел Лесю расспросить.
Пришлось извиниться, сказать, что заявился посмотреть на говорящую куклу. Но Леся так краснела, а «генеральша» так морщилась, что я поскорее ушел к себе в комнату.
И обрадовался, когда добрался до огромной постели. Никакие мрачные привидения меня не беспокоили, спал я крепко. Да так разоспался, что не сразу понял, где я и почему, когда меня разбудил Юрий.
— Ну и здоров ты спать, князь, — сказал он с улыбкой, но что-то в его поведении показало мне: ему не до смеха. — Скорее завтракай, а я пока расскажу.
Он сел за стол, на котором стояли три тарелки, накрытые металлическими крышками, чашки, кофейник и блюдце с несколькими кусочками сахара. Юрий налил себе кофе и начал говорить:
— Беренклау до курьера не добрался, его по пути ранили. Не тяжело, но ехать дальше он не смог. Напали какие-то оборванцы, может, это и случайность. А если не случайность, то ясно, что смертные случаи саксонцам не нужны.
— Значит, за курьером едем мы?
— Да. Только не за курьером, он еще не выехал. Поедешь на Ямбург, как и Беренклау. Вот, бери, от майора Даревского деньги на все про все. И ехать будешь ты не один, а в кампании с двумя купцами, они с пустыми повозками за товаром едут. Едут неспешно, ты их быстро догонишь. У купцов охрана, вряд ли кто на такой обоз успешно нападет.
— А почему ты думаешь, что еще раз нападут? Нас кто-то выдал? — заволновался я.
— Нет, не думаю, тогда мы в самом Петербурге пострадали бы. Ничего они не знают, но боятся похищения бумаг. Вот и будут подозревать любого дворянина, кто едет в ту сторону.
— А почему дворянина? Разве на перехват не могут послать простого человека.
— Не могут! Дело щекотливое, политика. Для подлого ума малопонятное.
Я чуть было не спросил, причем тут подлость, но вспомнил, как Беренклау говорил о «подлом народе». Они имели в виду простых людей. Вот заносчивая «белая кость и голубая кровь»! Но я ж и сам радовался, что выступаю в роли князя… Настроение мое было испорчено, и Юрий это мигом заметил, но понял по-своему:
— Небось, князь, ты бумаги заберешь не в схватке, а хитростью. Сейчас я тебе все объясню…
Вот так и получилось, что когда под вечер того же дня курьер саксонского посланника Богут подъехал к крыльцу единственного приличного постоялого двора на дороге в Ямбург, я уже поджидал его. Был это смуглый красивый брюнет невысокого росточка, с пышными усами. Но, как и Юрий, на первый взгляд казался человеком бедовым. Почему-то особенно неприятное впечатление произвели на меня именно усы, хотя в последнее время я тоже собирался их отпустить.
Богут явно проголодался и спросил у хозяина постоялого двора, входя и принюхиваясь к запаху жареного мяса:
— Есть у вас поесть горячего? Щей, каши? — По-русски он говорил уверенно, но с каким-то непонятным выговором, смягчая шипящие звуки и букву «г».
— Та только что обоз у нас останавливался, и все подчистую съели, — с гордостью за свою готовку ответил хозяин-чухонец.
— Неужели нет хотя бы супа, — расстроился Богут. — Я с утра не ел ничего горячего.
— Та супа нет! — ответил хозяин, с сожалением разводя руками.
— А мяса или курятины?
— Та мяса нет. Последнюю курицу съели.
— А яиц?
Хозяин опять развел руками:
— Та только хлеб. Нам самим попоститься придется. Все подчистую съели, только сено, дрова и воду в колодце оставили. Даже щавель и репу на огороде прибрали.