— Я могу дать вам костюм, — сказал он уже серьезно. — Мы одного телосложения, так что он вам подойдёт. И башмаки хорошие достанем. А пока штаны вам пусть Марфушка зашьет, в дороге внешний вид не так важен.
Глава 3
АННА КЛИНГА
Нарядно одетый, надушенный, даже в парике, я, не веря своим глазам, смотрел в зеркало. Не прошло и нескольких часов, как провалился в злосчастный театральный люк, а я уже князь Дмитрий Прозоровский, нахожусь в Петербурге и вот-вот попаду на бал к герцогу Бирону, фавориту императрицы Анны Иоанновны. Спасибо Юрию, потому что знакомые папаши Прозоровского, не князя, а простого дворянина, оказывается, вышли в отставку и разъехались по своим деревенькам. А родственники дядюшки, от которого к Дмитрию перешли титул и три разоренные деревеньки, сразу отнятые за долги умершего, знаться с неизвестным наследником титула, племянником и кузеном не желали.
— Только смотри, никому ни слова о нашем деле! — напомнил мне Юрий. — Ну, разве что Аннетке.
Чтобы не смешить придворных бричкой, Юрий посоветовал мне остановить её за три сотни шагов от ворот, остальной путь я прошёл пешком. Но это меня не смущало, и скоро я оказался в блестящей толпе придворных, посланников и просто гостей, о которых мне охотно рассказывал Юрий, пока я с помощью его денщика умывался и одевался.
Шумная и нарядная толпа наполняла десяток парадных комнат. Музыка играла, один танец сменялся другим. Мне казалось, что все на седьмом небе вместе со мной, что у всех радостно на душе.
Но вел я себя очень скромно. Был, конечно, князем, но из-за того, что поместий у меня не осталось, почти не было влиятельных лиц, которые порекомендовали бы меня герцогу и более влиятельным лицам, титул стал чем-то вроде нелепой фамильной прихоти в виде старого щита или ржавого меча. Глупо к нему привлекать внимание.
Я сразу же заметил Анну Клингу, которая стояла у колонны с компаньонкой. Подошёл к ним. Юрий рассказал обо мне кузине, поэтому встретили меня милостивыми взглядами и улыбками. Мне хватило ума сказать какие-то комплименты всем дамам, которые были рядом.
Но если бы меня спросили, кто из них краше, я не смог бы солгать. Прекрасные зелёные глаза сияли мне поверх пёстрого веера, ослепительно белые плечи оттеняло чёрное платье с алыми кружевами, узкая ножка в красном башмачке выглядывала из-под волана. Анна была особенно эффектна на фоне компаньонки, пожилой и желтой дамы в нелепом лиловом платье со шлейфом. Правда, я тогда не слишком разбирался в дамских нарядах. Но Анна говорила со мной, улыбалась мне — и я был на вершине счастья.
Юрий предупредил кузину, что я человек деревенский и нынешним танцам не обучен. Вот я и стоял с компаньонкой, слушал последние сплетни и смотрел, как Анна танцует с другими кавалерами.
Ах, Анна! Никто так изящно, как она, не попадал в такт музыки, было бы очень весело танцевать с ней…
— Как душно!
Она вдруг оказалась рядом, и я упал с небесных высот в обыденность.
— Пойдемте же, освежимся!
Мы вышли из зала, давая дорогу другим, пятясь от длинных шлейфов и оглядываясь, чтобы не толкнуть танцоров. В толпе мелькнуло знакомое злое лицо, но мне некогда было вспоминать, кто это. Чем дальше мы шли по роскошным комнатам, тем свободнее дышалось. Анна не могла сдержать улыбку.
— У вас очень взволнованное лицо, Дмитрий Андреевич, — сказала она, и я чуть не спросил: «А кто это?», но вовремя выговорил:
— Я так рад…
В улыбке Анны было прощение за то, что я опоздал на бал и не танцевал с ней. Было и ещё что-то, чего я понять не мог, загадочное, таинственное.
— Мне пришлось ждать, когда же вы появитесь, — капризно сказала она.
— Я не мог раньше, — сказал я, — я, клянусь, не мог…
Она улыбнулась ещё раз и кивнула головой. Потом протянула свою маленькую руку. Я с замиранием сердца коснулся этой руки, и мы вошли в комнату с тусклыми зеркалами. Черт побери, до сих пор я никогда не смущался с девушками. Но ведь им было до Анны, как курицам до райской птицы!
— Говорите, почему вы опоздали! — приказала Анна, касаясь меня веером.
Я чувствовал, что мое сердце сильно забилось. Настоящая придворная дама. Или не придворная, но принятая при дворе, знающая все его тайны. И такая красавица, что сердце замирает! Даже чувства и мысли мои стали непохожи на прежние, так, скорее всего, и чувствовал, и думал настоящий князь в восемнадцатом веке.