Я был вне себя от счастья и радости, выпавших на мою долю сегодня. Я был рядом с Анной. Более того, был один рядом с ней и мог не только наслаждаться восторгом этого одиночества, но испытывал ещё другое, более счастливое чувство. Самые невероятные мечты мои могут быть близки к осуществлению. Стоило лишь отобрать у курьера бумаги — звание гвардейца и благосклонность этой ослепительной девушки становились возможными. Голова моя кружилась, я готов был воевать один против целой армии.
— Опоздал? Я не мог раньше, — бормотал я. — Но если бы вы знали, почему я не мог!
Анна посмотрела на меня, словно одобряя мое восторженное состояние.
— Почему? — спросила она.
— Я получу звание… — я прикусил язык. — Нет, говорить нельзя…
— Ничего не понимаю, — сказала Анна.
— Я… нельзя! — вырвалось у меня.
Анна с удивлением округлила глаза, но явно поняла, что спрашивать не нужно. Этот её понимающий взгляд заставил меня захлебнуться от счастья. Не было сомнения, что я ей очень нравлюсь, все мои заботы для неё важны. И Юрий говорил, что его кузине можно рассказать о нашем деле.
— Завтра едет саксонский курьер с бумагами, мне поручено достать их, — важно сообщил я.
Мои слова заглушила музыка.
— Модный танец! — воскликнула Анна и вскинув хорошенькую головку приказала: — Ведите меня в зал!
«Ну и сказал ей, — думал я, стоя возле компаньонки. — Ну, что? Она никому не выдаст. Нельзя было не поделиться с нею радостной новостью!»
Но когда бал закончился, и я приехал назад к Юрию, чтобы отправится на дело, вслед за мной денщик объявил и ввёл Беренклау.
— Вот как, господа? — сказал он с улыбкой. — Вы получаете поручения перехватывать шпионские бумаги? Поздравляю вас.
Я похолодел. Вот кого я видел в толпе, вот чье злое лицо смотрело на меня. Неужели Беренклау подслушал мой разговор с Анной?
— Я думаю, — сказал Беренклау, словно прочитав мои мысли, — когда получают такие поручения, о них не говорят на балу.
— Вы подслушали? — возмутился я.
Юрий молчал, с неопределенной улыбкой глядя в угол.
— Я ничего не подслушал, — строго ответил Беренклау. — Я всё услышал, стоя позади вас.
Он был прав и наслаждался этой правотой.
— Послушайте, — сказал я, — вы ведь не будете рассказывать это другим.
Он пожал плечами:
— С чего это я буду хранить ваш секрет, если вы сами не заботитесь о его сохранении?
Ясно! Он мстит мне за инвалида. Что я натворил!
«Расскажу, всем расскажу, — говорила наглая улыбка Беренклау, — и ничего ты со мной не сделаешь!»
— Хм, — пробормотал Юрий, — вы не будете хранить секрет? Тогда, простите сердечно, придётся вас убить.
Беренклау выпучил глаза и спросил почти вежливым тоном:
— А какого чёрта?
— За разглашённую правительственную тайну.
— Но ведь он тоже… — проблеял Беренклау, указывая на меня.
— Если кто-нибудь узнал о важном деле, которого никто не должен знать, есть и второе средство, чтобы он не разболтал дальше, — ухмыльнулся Юрий. — Сделать его своим сообщником. Вы согласны, Беренклау?
Тот кивал головой, как заводная кукла.
— А он не продаст? — спросил я.
— Не думаю. Если дело удастся, награда выпадет слишком значительная, чтобы продался. Двести рубленных.
— Да, конечно, согласен! — заволновался Беренклау. — Можете быть уверены!
— Завтра под вечер поедете по дороге на Ямбург, — сказал Юрий. — Вот в этой бумаге полное описание курьера и внешний вид документов. Если не удастся вам, тогда будет наша очередь. Согласны?
Беренклау кивал головой.
— Тогда отправляйтесь немедленно!
Беренклау низко поклонился и выскочил за дверь.
— А ведь он редкостная дрянь, — сказал Юрий. — Я о нем могу порассказать. Попался два раза на краже. У одной дамы была шкатулка с бриллиантами… знаешь, оправленными в золото и серебро. Так этот негодяй пришёл на праздник в её дом и стащил шкатулку. Но каков хитрец: драгоценности забрал, а шкатулку одному честному человеку подбросил.
— И что же? Честного человека осудили? — заволновался я.
— Осудили бы, но я вспомнил, что видел его в то самое время, когда он якобы крал шкатулку. Потом и другие кое-что вспомнили. Короче говоря, освободили его. Но только я знал, кто вор.
— И пожалел его.
— Да, он пришёл и упал на колени. Мол, матушка больна, отец старый, а если важный его дядя узнает об этом несчастье, то откажется ему помогать.
— И ты поверил.